ОТ ВЕТРА ГОЛОВЫ

– Чувак! – Орёт он мне, – сыграй «Русское поле экспериментов»!

– Аккордов не знаю, – говорю я.

– Я покажу, – «Системщик» икает, склоняется над гитарой.

– Слушай, если ты аккорды знаешь, ты и сыграй.

«Системщик» обиженно пыхтит:

– Я бас-гитарист. Витамин. Я не играю на акустике.

– А что ты сейчас делаешь? – я разочарован. Странный тип, проблемы на ровном месте создаёт.

– Это, – Витамин морщинит свой огромный лоб, – это мои сублимации. Чувак, сыграй «Русское поле экспериментов»! – «Системщик» близок к истерике. Держу в руках гитару. Перебираю в уме, что бы ему из Летова сыграть. Только не «Русское поле экспериментов». Параллельно думаю, как бы вежливо откланяться и ненавязчиво «свалить».

«Спасение» приходит неожиданно. На моем затуманенном алкоголем «тусовочном горизонте» появляются две девушки. Одна черная. Черные волосы, черная кожаная куртка. Худенькая. Другая, напротив, светленькая. Пополнее черненькой.

Лица девушек плывут. У «черненькой» черные, ведьмовские глаза и круглое, симпатичное лицо. У «светленькой» лицо узкое и худое, как у меня, и огромные голубые глаза.

– Слушай, выйдем в коридор, – «черненькая» без лишних церемоний хлопает меня по плечу, – нам тебя спросить нужно.

– Выйдем, – отвечаю я.

С облегчением отдаю гитару Витамину. Мы выходим. Я приятно польщён. Девушки на нашей провинциальной тусовке на вес золота. Что им взять с нас; бесперспективных?

– У тебя Янка Дягилева есть? – Спрашивает меня «светленькая».

– Есть, – гордо отвечаю я. – А вам, что, Дягилева нравиться?

– Да, – отрезает «черненькая».

Я делаю изумлённое лицо. Отпускаю пространный комплимент, мол, какие продвинутые «тётки»! Никто из прекрасной половины человечества в нашей провинции не интересуется сибирской волной. Депрессивной русской струёй. Панк-роком.

Меня жестоко «обламывают».

– Все бабы дуры, – говорит «светленькая» и смотрит на меня большими невинными глазами.

– Самокритично, – выдыхаю я.

– А мы себя, может, не причисляем к женщинам, – продолжает «светленькая»

– Может, мы в женских телах условно, – перебивает её «черненькая».

– Может мы, в прошлой жизни были запорожскими казаками... Шутка. – Ставит точку «светленькая».

Мне нечего добавить. Даю им свой телефон и адрес. Девушки уходят… А у меня опять провал в памяти.

Праздник закончился у Ивана дома. Только я этого не помню. (У Ивана ещё самогон пили). Помню только, как бас-гитарист «Редкой Религии» упал между сортиром и ванной комнатой. Облевался. А барабанщик его за ногу ухватил и на кухню приволок. Дальше пить. Иван просто ухахатывался.

Безумные ребята! Весело!

* * *

Голова раскалывается. Ужасно плохо. Тошнит. Надо меньше пить! Что же мы так травим себя? Сволочи!

Я в собственной квартире. На полу. В верхней одежде. В ботинках. Праздник кончился.

К вечеру с трудом пришёл в себя. В голове обрывки мыслей. Во рту тошнотворный привкус. Праздники дорого стоят.

На полу, где я валялся, пакет с книгами. Наверное, Иван дал. Так и есть: «Новый Завет», канонический, издано какими-то Гедеоновыми братьями; «Краткое Евангелие» Льва Толстого. Совсем такая детская книжка. В книжке записка:

«Прочти эту книгу в первую очередь. Ты вчера нёс нам про Гитлера. Про то, что всё относительно. Добро и зло. И Гитлер в каком-то высшем смысле был прав, уничтожая жидов и дегенератов. Таких, как нынешние правители. Может эта книга тебя убедит в обратном. Потом поговорим.

Товарищ «Никто».

Ладно. Поговорим. Я ему записками отвечу.

* * *

Евангелие пока читать не начал. Не хватает «внутреннего толчка».

Пытаюсь продолжить записки. Но что-то пишется не очень. Зато читается хорошо. Читаю Федора Михайловича Достоевского. «Братья Карамазовы». Гениальное произведение! Читаю роман и на время забываю про духоту.

Иван Карамазов мне близок. Алёша Карамазов мне мил. Мил, потому что кроток. Своей кротостью Алёша будит во мне недобитого «непротивленца». И старший брат, пьяница, мне понятен. По-русски понятен.

Но ближе всех ко мне Иван, брат средний. Только я бы иначе вопрос поставил, на месте Ивана: не мира Божьего я не приемлю, а не могу поверить в то, что зло, в мире совершаемое, санкционировано свыше Богом, по Его воле, по Его попущению. Идея, что «зло – есть гнев Божий» мне глубоко противна. Ну не могу я Бога в образе карающего-милующего вселенского прокурора представлять. Не могу и точка!