А.а. Ширинская - Бизерта. Последняя стоянка.

С детства меня привлекали рассказы о паломничествах. Может быть, жизнь на ограниченном пространстве корабля объясняет это влечение к безграничным дорогам, свободному выбору на перекрестках путей, неторопливому хождению от монастыря до монастыря. Однажды даже я дала обет пойти пешком в Киево-Печерскую лавру, не очень задумываясь, насколько это осуществимо из Туниса, но в то время мы могли еще говорить: «Когда я вернусь в Россию…»

Сегодня в Москве я нахожусь совсем близко от Троице-Серги-евой лавры, и едем мы туда на автомобиле. Сама дорога для меня - «путешествие по Руси»; леса, деревянные домики, красочно расписанные, окруженные садами, полными смородины. И вдруг справа ответвление дороги с обозначением «Ярославль»!

Я не знаю этого города. Папа о нем никогда не говорил; возможно даже, что никогда в нем не был. Но я знаю из папиных бумаг, представленных при поступлении в Морской корпус, что родители папиного отца там жили и что фамилия приписана к русскому дворянству в родословной книге Ярославской губернии за № 3127. На старой фотографии Леонтьевского кладбища в Ярославле, переданной мне Сережей Манштейном, папиным племянником, две могилы совсем рядом под густой листвой разросшегося дерева. Могила окружена белой изгородью, большой православный деревянный крест. Это могила прадеда - Андрея Андреевича Манштейна. Когда и как вошел Ярославль в историю семьи?

Первый город, который появляется в семейных архивах - Санкт-Петербург; но первый документ генеалогического дерева относится к Кенигсбергу. В нем упоминается Эрнст Себастиан фон Манштейн, генерал-майор Русской Императорской армии, губернатор Ревеля. Он умер в 1747 году в Лахте, совсем близко от Петербурга. Сегодня корни надо искать в стороне Ярославля, имя которого промелькнуло на перекрестке дорог.

Мы приезжаем в лавру к десяти часам, как раз к началу службы в Успенском соборе, восстановленном во всем своем великолепии. Огромная толпа, хор - совершенно исключительный, многочисленные священнослужители. Нас проводят вперед, что всегда меня как-то стесняет.

Во время литургии ко мне подходит один из священников и спрашивает, хочу ли я причаститься?

- А исповедь? - спрашиваю я.

И он меня уверяет, что есть еще время.

После службы молодой монах, брат Евграф, показывает нам монастырь: часовню, построенную на месте кельи в лесу, где жил святой Сергий; моши святого, над которыми насмехались в черные дни революции; покои Патриарха с застекленной галереей, по которой он прогуливался.

Затем молодой семинарист ведет нас через просторные залы семинарии в музей при монастыре; он с увлечением описывает его богатства, старается иногда говорить по-французски.

Отец Феофан приходит за нами, чтобы вести нас обедать. Мы следуем за ним по длинным коридорам в монашескую трапезную. Два молодых монаха прислуживают за столом; все приготовлено очень просто и вкусно из продуктов, производимых общиной.

На закуску салат из помидоров, огурцов, сельдерея; грибы; маринованная и соленая рыба. Следует окрошка и за ней запеченная рыба с картофелем. Конечно, все кончается чаем с мягкой карамелью и печеньем.

Когда мы уезжаем, нет больше визитеров, нет больше туристов. Снова обретает Троице-Сергиева лавра свое веками вымоленное спокойствие.

На обратном пути мы останавливаемся в деревенском домике отца Феофана. В нем как-то особенно спокойно. Весь угол большой комнаты убран иконами.

В садике, окруженном деревянным забором, отдельно огороженный участок с конурой - царство большой собаки, которая играет с каучуковой костью.

Для русского человека восприятие безграничности, с которой он постоянно сталкивается, не может не отразиться на народном характере. Отсутствие чувства меры трудно избежать русскому человеку, будь он даже картезианского склада ума и воспитанным на западной культуре.

А что сказать про Россию сегодня, которая только выходит из долгой изолированности?

Мне кажется, что я могу все понять, но то, что мне кажется вполне объяснимо, удивляет мою Таню. К счастью, мы окружены друзьями. Юрий и Лариса, которые работали в Бизерте, а так же Володя и Тоня, приехавшие из Саранска, чтобы нас повидать, показывают нам уголки старой Москвы и ее живописные окрестности. За отсутствием времени надо выбирать. Я отказываюсь от музеев.

Мы едем к университету Ломоносова с его широкими, зелеными пространствами, откуда видим всю Москву; Воробьевы горы, где Наполеон ждал ключи города и дождался лишь пламя пожаров; под конец Арбат с его художниками, поэтами, неизбежными почитателями Кришны и старинными домами, которые начинают реставрировать.