Среда, 26 января.
Кортни Элиот предложил натаскивать меня к экзаменам частным образом. Он, оказывается, доктор философии и покинул ученый мир, поссорившись с коллегами-профессорами из-за распределения новых кресел, которые привезли им в университет. Насколько я понял, ему вроде обещали кресло заведующего кафедрой, а потом не дали в нем посидеть. И из-за такой чухни уйти с клевой работы? Будто одно кресло много чем отличается от другого! Хотя я-то экзистенциалист, для меня вообще мало что имеет значение. И в каком сидеть кресле – мне ровным счетом начхать.
Вторник, 1 февраля.
Обновленный брачный союз начинает давать трещины: имел место спор из-за денег. Государство навязало нам угодный ему образ жизни, то есть держит нас в нищете. А родители ну просто никак не могут свыкнуться с бедностью. Мне-то что, я-то давно привык. У меня за душой больше трешки в неделю отродясь не бывало.
Среда, 2 февраля.
Мы смотрели телек, как вдруг в дверь застучал Люкас, требуя показать ему Рози. Папа ответил, что Рози занята и ее нельзя беспокоить, но Люкас развопился во всю трескучую глотку, и папе пришлось его впустить во избежание соседских пересудов.
Даже сквозь слой косметики было видно, как побледнела мама.
– Я требую доступа к своему ребенку, Полина! – заявил Люкас.
У папы подкосились ноги, он сел на ручку дивана, чтобы прийти в себя, и прошептал:
– Полина, скажи мне, что Рози – моя.
– Конечно, твоя, Джордж, – ответила мама. Достав дневник-календарь за 1984 год в черной обложке, Люкас объявил:
– Мы с Полиной возобновили сердечные отношения 16 февраля 1982 года Однако возобновить близкие отношения смогли лишь в воскресенье 13 марта 1982 года, когда Полина приезжала в Шеффилд на митинг протеста.
– Но я не могла забеременеть! – завопила мама. – Мне только-только поставили новый колпачок!
– Прелюбодейка! – прокричал папа.
– Никакая я не прелюбодейка! – воскликнула мама.
– Поставили колпачок по мерке – так не сни май! – вопил папа.
– Но я же не снимала! – в отчаянье воскликнула мама.
Люкас пытался обнять ее, но она врезала ему по шее каратистским ударом.
О моем присутствии никто и не вспомнил, пока я не выбежал из комнаты, бросив:
– Вечно как на вулкане. Не могу так больше жить!
И рванул к себе, пробежав мимо кроватки Рози. Она лежала, играя пальчиками ног, не подозревая даже, что внизу идет спор о ее отцовстве.
Четверг, 3 февраля.
Похоже, в марте 1982 года у обоих моих родителей были тайные романы, приведшие к рождению двух детей. Однако странички моего дневника за тот период отражают лишь инфантильные мысли и заботы четырнадцатилетнего подростка.
Неужто жена Джека Потрошителя в слепоте своей безмятежно записывала в дневник:
22.30. Джек сегодня запаздывает. Наверное, на службе много дел.
0.10. Джек пришел весь в крови – попал под телегу.
Пандора не покидает меня в трудную минуту. Воистину- соляной столб *.
* Адриан Моул путает символ силы: "Я поставил тебя ныне… железным столбом… против царей Иуды" (Книга пророка Иеремии, гл 1, 18) с символом любопытства "Жена же Лотова… стала., соляным столбом" (Книга Бытие, гл. 19, 26).
Пятница, 4 февраля.
Весь день пролежал в кабинете заведующей школьным хозяйством – на первом уроке (физра) мне стало плохо.
Заведующая спросила, не стряслось ли чего дома. Я разревелся, что дома вообще все ходуном ходит.
– У взрослых сложная жизнь, Адриан, – объяснила она. – Быть взрослым это не только поздно приходить и иметь собственный ключ.
Но родители-то, родители, говорю! Хоть у них-то должны сохраняться порядочность, последовательность и принципы!
– Ты слишком многого от них хочешь, Адриан, – вздохнула она.
Взял с нее слово никому не рассказывать, что я распустил нюни. Она любезно разрешила мне пересидеть у нее, пока не высохнут слезы.
Суббота, 5 февраля.
Люкас продолжает нас терроризировать.
Сегодня пришло письмо от его стряпчего. Люкас грозит судом, если не получит доступа к Рози.
Кортни Элиот советует и нам найти хорошего стряпчего. Пусть, мол, напишет Люкасу в ответ, что мы его сами через суд отлучим.
Что это такое, я толком не понял, но звучит жутко.
Вторник, 8 февраля.
И не спрашивайте, как у меня хватает сил выдержать нескончаемо длинный день в школе. Просто не спрашивайте. Хожу будто на автопилоте, ну прямо улыбающийся робот какой-то. Но душа моя скорбит, рыдает и плачет. Знали бы только учителя, что достаточно одного их неласкового слова – и на глаза у меня тут же наворачиваются слезы.
Читать дальше