Конрад Мейер - Святой

Не двигаясь с места, все клирики устремили свои взоры на примаса; последний же несколькими спокойными словами свел на нет мою попытку:

– Лучше тебя известно мне желание твоего государя. Ясно читаю я в его сердце! Да исполнится на мне воля предвечного и решение моего короля.

– Клянусь пятью пречистыми ранами! – закричал я, выходя из себя, – король не желает, чтобы вас здесь убили! Его ли это вина, если вы сознательным и преступным упорством хотите погубить свое тело и душу короля?

Тут сэр Томас внезапно обернулся ко мне и поразил меня евангельскими словами:

– Отыди, лукавый и злой раб! Ибо ты досаждаешь мне!

В страхе я вскочил на ноги и скрылся за спинами клириков. Я был опечален, а еще более того разгневан, что сэр Томас, до сих пор меня щадивший, в тот самый миг, когда обнаружились его истинные помыслы, обозвал меня такими злыми и постыдными именами, как будто бы я уже издавна был архиплутом. Разве же это не было несправедливостью? Я предоставляю вам самому судить о том теперь, когда вам известна моя жизнь с молодых лет, ибо я не утаил от вас ни одной из моих слабых сторон.

Не успел я еще справиться со скорбью, вызванной незаслуженным ударом, как двери раскрылись, и все четыре норманских рыцаря вошли в зал без доспехов и оружия, в придворной одежде. С изысканной вежливостью, но с враждебными лицами поздоровались они с примасом. При их появлении епископ выпрямился в своем кресле, и я был поражен величием его осанки: все немощи, казалось, от него отлетели. Он ответил с тем же достоинством на привет своих зловещих гостей и легким движением руки пригласил их к своему столу. Те сели.

– Как поживает мой король и повелитель? – спросил он их через некоторое время и не получил ответа.

– Заключен ли мир? – спросил он снова.

Но те четверо только смотрели на епископа, – одни исподлобья, грозно нахмурив брови, другие – боязливо косясь на него. Они что-то невнятно пробормотали.

Первым опомнился сэр Ричард, прозванный за свой непобедимый кулак «Frappedur», что значит по-нашему Фраппдюр «крепкобойный».

– От имени короля явились мы сюда, – сказал он,

– Я верю вам, – ответил примас. – Вам, приближенным, понятны едва заметные желания короля. И вы творите его волю.

– Сними отлучение с епископа Иоркского, примас, или оставь Англию! – продолжал рыцарь Фраппдюр, а Молчаливый вторил ему:

– Сними отлучение или уезжай!

– Не я один, ныне также и другой, святой отец в Риме, предал его отлучению, – возразил сэр Томас спокойно. – К нему пусть обратится мой брат из Иорка: меня это не может более касаться. Я помышляю лишь о мире,

– Так легко тебе от нас не увернуться, ты, двуязычный! – напал на примаса Уильям Трэси, владевший словом лучше всех четверых. – Сними с епископа отлучение, которым ты его поразил. Оно жжет его сильнее, чем то, римское. Довольно нам твоих тонких различий и ухищрений. Повинуйся своему королю и сюзерену с прямодушием и верностью, как это делаем все мы. Разве ты не детище его благоволения? Кто вознес тебя из ничтожества, кто сделал из сакса человека? Откуда это высокое могущество твоего епископского кресла? Ты, неблагодарный, ты, злонамеренный! Отвечай и признавайся: из чьих рук получил ты его?

Тут сэр Томас вскричал таким пронизывающим голосом, что слова его разнеслись по всему залу:

– Из рук моего короля для суда над ним!

Все четверо пришли в сильное возмущение от этих жестоких слов. Реджинальд Красивый принялся теребить концы своих перчаток, которые он до сих пор, играючи, держал в левой руке. Сэр Ричард Фраппдюр спиной и ногами с такой силой оттолкнул свое кресло, что дуб затрещал, а Молчаливый оказал:

– Кончайте!

Сэр Томас же произнес с величием святого:

– Кажется, вы угрожаете мне, храбрые рыцари? Чего хочет мой король от меня? То, что его, ему и отдам. Мое тело? Вот оно, берите его; совесть же моя не принадлежит ни ему, ни мне.

– Не забудем рыцарских обычаев, – сказал сэр Уильям. – Господа! Предоставьте мне задать ему вопрос.

Он поднялся и, смертельно бледный, стал перед примасом.

– Томас Бекет, снимешь ли ты отлучение с епископа Иоркского? Говори!

Но сэр Томас безмолвствовал и тем обрек себя на смерть.

– Томас Бекет, ты, наперекор воле своего короля и вопреки решению парламента, снова ступил на английскую землю. Оставь Англию! Тебе обеспечен свободный проезд к морю. Когда удалишься ты? Говори!

Но сэр Томас безмолвствовал.

Сэр Уильям ждал некоторое время ответа и в заключение мрачно произнес: