В Порт-Руаяле, в Париже, с величайшей заботой хранится шип, который, как утверждают священники этой семинарии, являлся частью тернового венца, обрамлявшего святое чело Сына Божьего. Как он туда попал и чьими стараниями, не объясняется. Этот шип знаменит тем, что стал причиной длительных разногласий между янсенистами692 и моленистами и чудесным образом исцелил поцеловавшую его мадемуазель Перье от застарелой глазной болезни693.
Какой путешественник не знает Санта-Скала, или Священную лестницу, в Риме? Ее ступени были привезены из Иерусалима вместе с древом истинного креста императрицей Еленой, взятые из дома, в котором, согласно преданию, жил Понтий Пилат. Утверждают, что по этим ступеням поднимался и спускался доставленный к римскому наместнику Иисус. Их сохраняют с величайшим благоговением; ходить по ним считается святотатством. Пришедшие к ним набожные паломники могут подниматься и спускаться по ним только на коленях и только после того, как почтительно их поцелуют.
Европа и поныне изобилует религиозными реликвиями. Едва ли найдется хоть одна католическая церковь в Испании, Португалии, Италии, Франции или Бельгии, где нет одной или более из них. Даже захудалые деревенские церкви хвалятся обладанием чудодейственными бедренными костями бесчисленных католических святых. Ахен гордится châsse694 с «подлинной бедренной костью Карла Великого», которая исцеляет от хромоты. В Галле есть «бедренная кость Девы Марии»; в Испании их семь или восемь, и все считаются подлинными. В Брюсселе одно время хранились и, вероятно, хранятся и по сей день «зубы св. Гудуля». Верующим, страдавшим от зубной боли, для исцеления от нее было достаточно помолиться и посмотреть на эти зубы. Некоторые из этих священных костей захоронены в разных частях континента. По прошествии определенного времени из них, как утверждают, начинает сочиться вода, которая вскоре образует родник, исцеляющий правоверных от всех болезней.
Любопытно отметить проявляемое во все времена и во всех странах алчное стремление к обладанию чем-то, что принадлежало известным людям разного рода, даже преступникам. Когда Уильям Длиннобородый, вождь лондонских простолюдинов в царствование Ричарда I, был повешен в Смитфилде, люди с величайшим рвением стремились достать хотя бы волос с его головы или клочок его одежды. Из Эссекса, Кента, Суффолка, Суссекса и всех соседних графств стекались женщины, чтобы набрать земли у подножия его виселицы. Считалось, что волосы из его бороды охраняют от злых духов, а частицы его одежды — от боли и страданий.
В более поздние времена похожая алчность наблюдалась в отношении несчастного Мазаньелло, рыбака из Неаполя. Вознесенный благосклонностью толпы к вершинам власти, деспотичнее которой не знала история, он впоследствии был застрелен той же толпой на улице как бешеная собака. Его обезглавленный труп на несколько часов выставили на позор и с наступлением темноты выбросили в городской ров. Наутро горожане вновь воспылали к нему любовью. Его тело было найдено, облачено в королевскую мантию и с почестями захоронено в кафедральном соборе в присутствии десяти тысяч вооруженных мужчин и такого же числа плакальщиков и плакальщиц. Его поношенная рыбацкая одежда была разодрана на лоскутья, ставшие реликвиями; толпа исступленных женщин сорвала с петель дверь его глинобитной хижины и разрубила ее на мелкие куски, из которых позднее были изготовлены статуэтки, шкатулки и другие сувениры. Предметы скудной обстановки его убогого жилища стали цениться дороже дворцовых украшений. Земля, по которой он ходил, считалась священной; собранную в маленькие склянки, ее продавали на вес золота и носили на груди в ладанках.
Еще менее объяснимой была неистовая реакция населения Парижа на казнь гнусной маркизы де Бренвилье. В случае с Мазаньелло, не запятнавшим себя уголовщиной, массовое благоговение еще имело под собой основания. Но деяния мадам де Бренвилье не могли по здравом размышлении вызвать никаких иных чувств, кроме ужаса и омерзения. Она была признана виновной в отравлении нескольких человек и приговорена к сожжению на Гревской площади с последующим развеиванием пепла по ветру. В день казни парижане, пораженные грациозностью и красотой маркизы, яростно выступали против суровости приговора. Их жалость быстро переросла в восторженное поклонение, и к вечеру ее уже считали святой. Люди тщательно собирали ее прах и охотно покупали оставшиеся после костра головешки. Считалось, что ее пепел предохраняет от ведовства.
Читать дальше