Не меньшей популярностью пользовалась позаимствованная из припева сатирической песенки фраза «Врешь, поди», которая, как и ее предшественница «Сказанул», являлась практически универсальным ответом. С течением времени она, сократившись до второго слова615, произносилась со специфической протяжностью на первом слоге и резко завершалась со вторым. Если к какой-нибудь бойкой служанке приставал, домогаясь поцелуя, парень, к которому она была равнодушна, девушка задирала свой маленький носик и кричала: «Врешь!» Если, скажем, мусорщик просил у приятеля шиллинг взаймы, а тот или не мог или не хотел выполнить просьбу, ответом вполне могло быть указанное восклицание. Если пьяный шел, пошатываясь, по улице и озорной мальчишка тянул его за фалды сюртука или взрослый прохожий в насмешку надвигал ему шляпу на глаза, шутливая выходка всегда сопровождалась тем же возгласом. Так продолжалось два или три месяца, и «Врешь!» сошло со сцены, навсегда перестав быть развлечением и не породив могущих стать таковым преемников.
Следующая фраза такого рода — одна из самых нелепых. Кто и при каких обстоятельствах ее придумал и где она впервые была произнесена на людях, остается загадкой. Известно лишь, что в течение месяцев она была par excellence616 сленговым выражением лондонцев, доставлявшим им огромное удовольствие. На устах у всех, кто знал город, была фраза «Полюбуйтесь на него!»617 или, если она относилась к женщине, «Полюбуйтесь на нее!». Рассудительная часть общества была озадачена этим выражением в той же мере, в какой простонародье им наслаждалось. Умные считали его чрезвычайно глупым, но многие полагали весьма забавным, и бездельники находили развлечение в том, что писали его мелом на стенах и памятниках. Но, как известно, «все яркое неизбежно блекнет», даже сленг. Люди устали от своего увлечения и перестали говорить «Полюбуйтесь на него (нее)!» в общественных местах.
Вскоре после этого вошла в обиход еще одна весьма странная фраза — дерзкий и не всегда уместный вопрос «Что, твоя матушка продала каток для белья?». Однако она не была громогласной и эмоциональной настолько, чтобы пользоваться популярностью долгое время. Ее распространению мешало то обстоятельство, что обращаться с ней, не рискуя выставить себя дураком, можно было только к достаточно молодым людям. В результате она просуществовала совсем недолго и была предана забвению. Ее преемнице повезло куда больше: та настолько глубоко укоренилась в массовом сознании, что все прошедшие годы и изменения моды так ее и не искоренили. Эта фраза, «Вспышка!», является общеупотребительным выражением по сей день. Она появилась во время начавшейся на волне Реформации Английской революции, когда разъяренные жители Бристоля сожгли почти половину города. Говорили, что в обреченном городе вспыхнул пожар. Было ли нечто особенно притягательное в звучании или смысле этого слова, сказать сложно, однако, независимо от причины, оно так понравилось толпе, что стало наиболее употребительным жаргонным выражением. По всему Лондону только и было слышно, что «Вспышка!». Это выражение служило ответом на любой вопрос, улаживало любые разногласия, применялось в отношении всех лиц, предметов и обстоятельств и вдруг стало наиболее употребительной фразой в английском языке. О человеке, который вышел в своей речи за рамки приличия, говорили, что он «вспыхнул»; так же характеризовали тех, кто слишком часто захаживал в пивную со всеми вытекающими неприятными последствиями для себя. Вспылить, отправиться ночью на поиски приключений и напугать соседей, нарушить общественный порядок каким бы то ни было образом — все это называлось «вспыхнуть». Ссору влюбленных называли «вспышкой», так же именовали драку уличных мальчишек, и подстрекатели к мятежу и революции призывали английский народ вспыхнуть, как французы. Нередко люди произносили это слово просто из-за его звучания — настолько оно им полюбилось. Они, видимо, обожали слышать его из собственных уст, и зачастую мастеровые, не услышав отзывов на свой клич у себя в округе, вызывали отголоски расхожего сленгового выражения Ист-Энда в аристократическом Вест-Энде. И даже в глухие ночные часы те, кто не спал или не мог уснуть, слышали тот же приветственный зов. Плетущийся домой пьяница доказывал, что он все еще человек и гражданин, выкрикивая «Вспышка!» в паузах между приступами икоты. Алкоголь лишал его способности выражать все другие мысли, его интеллект был низведен до уровня скотины, и единственным связующим звеном между ним и человеческим родом оставался популярный клич. Пока он мог выкрикивать это слово, он имел все права англичанина и не желал спать в канаве, как собака! Так он шел себе и шел, нарушая своими возгласами покой тихих улиц и добропорядочных горожан, пока не переставал держаться на ногах и не валился, обессиленный, на мостовую. Когда по прошествии какого-то времени на него натыкался полицейский, страж порядка светил фонарем ему в лицо и восклицал: «Вот ведь вспыхнул, бедолага!» Затем жертву неумеренных возлияний доставляли на носилках в полицейский участок и бросали в грязную камеру к горемыкам, дошедшим примерно до той же стадии падения, которые приветствовали своего нового товарища громким протяжным криком «Вспышка!».
Читать дальше