Чарльз Маккей Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Несмотря на то что вожди решили остаться в Антиохии еще на два месяца, они не могли так долго ничего не предпринимать. Не будь в Сирии и Месопотамии турок, нападая на которых христианские военачальники давали выход своей запальчивости, они, по всей вероятности, напали бы друг на друга. Готфрид отправился в Эдессу, чтобы помочь своему брату Балдуину выгнать сарацин из его владений; самостоятельные вылазки против них совершали и другие движимые своенравием или властолюбием вожди. Наконец нетерпение стремившейся к Иерусалиму армии стало настолько сильным, что дальнейшее промедление грозило взрывом недовольства, и тогда Раймунд, Танкред и Роберт Нормандский выступили со своими отрядами в поход и обложили небольшой, но хорошо укрепленный город Маарру. Не прошло и недели с начала осады, как из-за присущей крестоносцам расточительности имевшиеся у них съестные припасы иссякли. В результате им вновь пришлось искать продовольствие на стороне и терпеть лишения до тех пор, пока Боэмунд не пришел им на помощь и не взял крепость штурмом. В связи с осадой Маарры Раймунд Ажильский рассказывает легенду, в правдивости которой он искренне убежден. Эта история, на которой основан один из самых красивых фрагментов поэмы Тассо, достойна внимания читателя как отражение духа времени и источник удивительной храбрости, которую проявляли крестоносцы в экстремальных ситуациях. «Однажды, — пишет Раймунд, — Ансельм де Рибомон увидел, как к нему в палатку вошел юный Энгельрам — сын графа де Сен-Поля, убитый у стен Маарры. “Как же случилось, — спросил его Ансельм, — что ты, погибший в бою на моих глазах, жив?” “Ты должен знать, — ответил Энгельрам, — что те, кто сражается за Иисуса Христа, не умрут никогда”. “Но откуда, — продолжал Ансельм, — исходит то необычное сияние, что тебя окружает?” И тогда Энгельрам показал на небо, и Ансельм, подняв глаза, увидел дворец из алмазов и хрусталя. “Оттуда, — сказал Энгельрам, — черпаю я красу, удивляющую тебя. Сие моя обитель, а еще более дивное жилище уготовано тебе, и ты скоро придешь, дабы в нем поселиться. Прощай, завтра свидимся вновь!” С этими словами Энгельрам вернулся на небеса. На следущее утро потрясенный видением Ансельм послал за священником, причастился и, несмотря на то что был совершенно здоров, попрощался с друзьями, сказав им, что скоро покинет сей мир. Когда несколько часов спустя вражеские солдаты сделали вылазку, Ансельм вступил с ними в бой с мечом в руке и был сражен камнем из турецкой пращи, который попал ему в лоб и отправил на небеса, в уготованный ему прекрасный дворец».

Захват Маарры вызвал новые разногласия между князем Антиохийским и графом Тулузским, которые были с величайшим трудом улажены другими вождями. Вновь имели место задержки продвижения армии. Особенно длительная из них произошла у Аркаса, и солдаты были настолько озлоблены, что собирались выбрать новых предводителей, которые повели бы их на Иерусалим. Вследствие этого Готфрид поджег свой лагерь у Аркаса и выступил в поход. К нему тотчас присоединились сотни провансальцев графа Тулузского. Последний, видя, какой оборот приняли дела, поспешил за ними, и все войско проследовало к Священному городу, который так долго манил крестоносцев даже во время лишений и опасностей. У Эммауса395 они встретились с делегацией христиан Вифлеема396, уповавших на скорейшее избавление от угнетения со стороны ненавистных язычников. Само слово «Вифлеем», название родины их Спасителя, звучало для крестоносцев как музыка, и многие из них плакали от радости при мысли о приближении к столь священному месту. Альберт из Экса пишет, что их воодушевление было таково, что в лагере никто не спал и что вместо того, чтобы тронуться в путь на рассвете, они, полные надежды и энтузиазма, выступили незадолго до полуночи. Более четырех часов легионы одетых в кольчуги крестоносцев неустанно продвигались сквозь тьму, и когда солнце озарило безоблачное небо, они увидели башни и бельведеры Иерусалима. Эта панорама привела их в умиление, и, превратившись из жестоких фанатиков в смиренных паломников, они становились на колени и со слезами на глазах кричали друг другу: «Иерусалим! Иерусалим!» Одни целовали священную землю, другие, желая максимально соприкоснуться с ней, ложились на нее в полный рост, а третьи громко молились. Женщины и дети, покинувшие Европу и разделившие с воинами все опасности, тяготы и лишения, выражали радость более бурно; первые — благодаря долго лелеемому религиозному пылу, а вторые — из обычного подражательства397. То, как они молились, плакали и смеялись, едва не заставляло краснеть их более сдержанных попутчиков.