Ардаматский В.И. - САТУРН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

- Знаешь, когда мы окончательно поняли, что войну мы выиграем? - смеющимися глазами смотря на Рудина, спросил Нагорный. - Ровно месяц назад. Вдруг является к нам дядька. Представитель подпольного обкома партии. Сердитый такой. Давай расспрашивать да спрашивать, кто мы такие. Партизаны, отвечаем. По чьему указанию, спрашивает, создан отряд. Лещинер ему говорит: по указанию партийной совести. «Это, - говорит, - я понимаю, но мне нужно знать точно, какой именно райком, горком или обком». Мы удивляемся: для чего ему эти точности? Оказывается, для учета. Рассказали мы ему всю нашу историю, показали тетрадь с записью боевых действий. Тетрадь он похвалил, сказал: «Молодцы» - и процитировал Ленина, что социализм - это учет. И тут же приказал, чтобы мы составляли еженедельные рапортички, и даже вручил нам форму - честь по чести, отпечатана в типографии.

Смотрим мы на эту форму, на него, слушаем его строгий голос, а в душе у нас просто музыка играет. Ну, думаем, теперь все в порядке. Угостили мы его по-царски. Хороший мужик оказался. Ходит, понимаешь, по лесам и учет налаживает. Оказывается, он и до войны в обкоме партии тоже на учете кадров сидел. Так вот после этой ревизии мы окончательно и бесповоротно поверили в нашу победу…

Рудин слушал рассказ бородачей, смотрел на них - веселых, уверенных, - и на душе у него становилось все спокойнее, и все, что произошло с ним за последние сутки и еще недавно казалось ему исключительным, становилось в один ряд с делами и трудностями этих людей, и рождающееся из этого ощущение боевого товарищества как бы включало его и его дело в общую героическую борьбу народа. Вот почему, когда Нагорный вдруг спросил у Рудина, чем он тут, в тылу занимается, Рудин смешался, не зная, как ответить, а потом совершенно искренне сказал:

- Ничего особенного, но я о своей работе попросту не имею права говорить. Не обижайтесь.

Бородачи не обиделись.

Уже за полночь были получены две радиограммы от товарища Алексея.

Одна - для Рудина. Он прочитал:

«Одновременно командир отряда получит соответствующие указания. Далее следует текст, полученный нами от Маркова для вас: «Продолжайте выход на цель. Версию появления придумайте сами. Особенно тщательно взвесьте объяснение своего побега из эшелона. Рады, что благополучно вышли из осложнения. Все желаем вам успеха. Марков».

В радиограмме на имя Нагорного говорилось о необходимости выделить человека, который безопасным путем провел бы Рудина к городу.

- Когда пойдете? - спросил Нагорный.

- Сейчас, - ответил Рудин.

Они шли по лесу. Впереди скорой подпрыгивающей походкой шел Ваня Козляк - лучший разведчик отряда, совсем юный паренек маленького роста. Всем своим обликом он был похож на деревенского школьника-забияку.

- Жаль, что дождь перестал, - обернувшись назад, на ходу сказал Козляк.

- Почему? - механически спросил Рудин, который в это время обдумывал версию своего нового появления близ города.

- Фриц - он дождя не любит. Он тогда на воздух только до ветру вылезает, - словоохотливо начал пояснять Козляк и рассмеялся. - У меня смешное дело с фрицами вышло третьего дня. Пошел я…

- Погоди, - остановил его Рудин. - Мне нужно обдумать свои дела.

Больше Козляк за всю дорогу до города не произнес ни слова. Только утром, когда, пересекая шоссе, он побежал, а Рудин немного отстал от него, паренек обернулся и, зло прищурясь, беззвучно шевельнул губами. Рудин понял, что он ругается, и послушно прибавил шагу.

До города оставалось не больше двух километров, он был уже хорошо виден. Козляк остановился так внезапно, что Рудин натолкнулся на него.

- Значит, так… - сказал Козляк, смотря в сторону города. - Видите колокольню со сбитой верхушкой? Это самый центр города. А главная улица, которая идет сквозь весь город, начинается вон там, где два отдельных дома. Самое лучшее - тут в город и войти. Дорога туда идет вон за теми кустами. Фриц на запад смотрит спокойно, он, дурак, думает, что на западе его Германия, а не мы. Так что отсюда войти в город лучше. Дальше так: поравняетесь со стадионом и берите влево вдоль стадиона. Кончится стадион - и сразу направо рынок. Потолкайтесь там по рынку, а потом идите, куда вам надо. Я всегда к делу иду от рынка. Фриц - дурак, думает, раз человек идет с рынка, значит он мирный. Все понятно?

- Вполне, - улыбнулся Рудин. - Спасибо тебе.

- Не стоит благодарности, - сухо отозвался Козляк, круто повернулся и пошел назад, насвистывая «Мельника» Шуберта - любимую песенку учителей пения в школах. Как видно, еще не забыл партизанский разведчик свою школу…