Ардаматский В.И. - САТУРН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

- Да, контакт с населением, - сказал Рудин.

Лейтенант прямо обрадовался. Он шагнул к столу и нажал там кнопку. Из двери сбоку выбежал солдат в очках. Лейтенант показал ему на Рудина и сказал:

- Проводите господина в комнату номер четыре…

Рудин вошел в узкую длинную комнату, в конце которой за столом спиной к окну сидел офицер. Стоя у двери, Рудин видел только его силуэт: большую круглую голову на короткой шее и широкие плечи.

- Подойдите ближе, - произнес офицер довольно чисто по-русски.

- Благодарю вас, - по-немецки сказал Рудин, подходя к столу. Теперь он хорошо видел немца. Это был майор. На груди у него висел почетный знак «За Францию» и неизвестный Рудину ромбовидный орден. У майора было простецкое и какое-то увядшее лицо с мягкими, почти бабьими чертами.

- У меня очень сложное дело, господин майор, - сказал Рудин. - Я даже не знаю, как начать.

- Откуда вы так хорошо знаете наш язык? - спросил майор, бесцеремонно рассматривая Рудина.

- Я наполовину немец, по отцу… - ответил он. - Уроженец республики немцев Поволжья. Моя фамилия Крамер.

- О-о! - воскликнул майор. - Эта республика - предмет большого любопытства нашей семьи. Там жил один наш дальний родственник. А что вы делаете здесь? Рудин ответил не сразу; он помолчал в замешательстве, как бы не решаясь сказать всю правду.

- Я, господин майор, бывший партизан, - сказал, наконец Рудин, опустив голову.

- Партизан? - глаза у офицера округлились. - А что это значит - бывший?

- Вообще-то я инженер-электрик. Но я был мобилизован в Москве как знающий немецкий язык и заброшен к партизанам в качестве переводчика. Три дня назад меня послали в бой у села Никольского, это километрах в двадцати отсюда.

- Никольское? - спросил майор. - Одну минуту. - Он вынул из стола папку и, отыскав в ней какую-то бумажку, внимательно ее прочитал. - Так, так… Ну и что же?

- Во время ночного боя я нарочно ушел от своих и сдался в плен.

Майор заглянул в бумагу и спросил:

- И вас отправили в лагерь военнопленных?

- Да. Это был самый страшный момент в моей жизни.

- Почему же вы на свободе?

- Я бежал.

- Не врите. Из лагеря такого типа бежать нельзя, - почти обиженно сказал майор.

- Я, господин майор, бежал не из лагеря. Когда меня доставили туда, лагерь как раз эвакуировался, и меня тоже посадили в поезд, и в пути я выпрыгнул из вагона.

- Чтобы явиться затем сюда? - недоверчиво усмехнулся майор. - Очевидно, вы очень хотели познакомиться со мной?

- Мне не до шуток, господин майор, - огорченно сказал Рудин.

- Я у вас спрашиваю, зачем вы сюда явились?

- Вы должны понять мое положение, господин майор. Для партизан я пропал без вести. Сдаваться в плен живым у нас не полагается. Вернуться туда для меня означало бы попасть под расстрел. Но дело не в этом. Я же твердо решил, что мое место среди немцев. И вообще все это не так просто. В первые дни войны, еще в Москве, я получил письмо от отца. Он писал мне, чтобы я прислушался к голосу крови. Тогда, прочитав это, я улыбнулся, подумал, что мой наивный старик все еще слышит песню о Лорелее. А когда, находясь уже здесь, я увидел немцев, услышал немецкую речь, стал свидетелем грандиозного подвига немецкой армии, во мне произошло что-то необъяснимое. Я просто не мог себе представить этих людей своими врагами, в которых я должен стрелять. Наоборот, моими врагами стали партизаны, которые, словно чувствуя это, относились ко мне безобразно. И я пошел в плен. Но я это сделал совсем не для того, чтобы провести войну в лагере для пленных. Однако со мной никто из ваших толком не пожелал разговаривать. А потом эта страшная нелепость: меня бросают в поезд, везут неизвестно куда. И я бежал…

- Но вы могли бы все объяснить по месту прибытия поезда, - сказал майор, который слушал теперь Рудина более заинтересованно.

- Нет. господин майор. Одно дело - все выяснить здесь, когда у вас есть возможность быстро и легко проверить все, и то в том числе, при каких обстоятельствах я сдался в плен. Другое дело - пытаться уверить в своей правдивости, находясь за тридевять земель от фактов.

- Это, впрочем, верно, - сказал майор и, помолчав, продолжал: - Но я ничего конкретного предложить вам не могу. Мы организация чисто военная, для нас люди из среды противника - или цель для стрельбы, или пленные. Я могу сделать только одно: снова отправить вас в лагерь военнопленных. То, что вы советский немец, - обстоятельство любопытное, но никак не решающее, и мне некогда разбираться в этих тонкостях.