Сергей Заяицкий - Судьбе загадка (сборник)

Не найдя свечи, он разделся в темноте и лёг спать с открытым окном. Лёжа, он задумался, но мысли, его обуревавшие, не были привычными московскими мыслями. Он был в каком-то странном недоумении и никак не мог соотнести себя со всеми этими людьми. Конечно, думал он, это должно случиться со всяким, кто попадает в совершенно новую обстановку. Что бы было с ним, если бы он вдруг попал, скажем, в Париж? Париж и Баклажаны. Гм… И однако, было какое-то лёгкое и очень глухое раздражение, такое смутное и неопределённое, что Степан Андреевич отнёс его к не совсем удобной кровати. Он поэтому даже встал и перебил сенник, заменявший матрац. Какого черта притащился этот поп! Впрочем, Степан Андреевич тут же сам на себя нахмурился за эту мысль. Это человек идейный и достойный уважения. Таких надо ценить и беречь. Да-с. Да-с.

Ты ещё не спишь, Стёпа? – проговорил тётушкин голос в окно.- А я нашла способ, как твой полтинник у Ромашки выудить. И Вера мой способ одобрила. Ну, спи. Христос с тобой. Но какой же это мошенник!

Она ушла, и теперь была за окном только та самая украинская ночь. Самая первая и самая непримиримая самостийница.

Ту-ту-ту-ту-ту-ту…

Словно швейная машина быстро работала за стеною.

Кто-то шил на машинке и при этом хныкал и ревел во весь голос:

Ту-ту-ту-ту-ы-ы-ы-хнык, хнык, хнык…

Степан Андреевич открыл глаза.

Янтарём ясного солнца залита была вся комната. Ослепительно зеленел за окном сад. Даже дохлая крыса на картине, казалось, улыбалась из-под своего кирпича.

Ту-ту-ту… ы-ы-ы…

Это вовсе не швейная машина стучала, это бормотали что-то приглушенные стеною голоса, а среди них кто-то действительно хныкал и ревел иногда тихо иногда во весь голос.

Лицо тётушки в кружевной наколке заглянуло в окно и скрылось.

Когда оденешься, зайди в кухню,- произнёс из-за окна голос.

Степан Андреевич умылся с наслаждением холодной водою и надел, кроме трёх предметов, которые составляли его туалет, на этот раз и пикейный пиджак. Затем тщательно причесался перед зеркалом. На столике он нашёл коробку папирос и несколько медяков. Медяки он оставил на столе, а папиросы сунул в карман. «Ну вот, а тётушка волновалась»,- подумал он.

Затем он пошёл в кухню.

Кухня в доме Кошелевых была столь же необыкновенна, как и все в этой стране солнечных и лунных фантазий. Белая и чистая как снег, она сияла крашеным полом и хорошенькою кафельною плитою. Стены были сплошь увешаны глянцевитыми женскими головками, вырезанными из немецких журналов. Красавица кормила голубя зёрнышками изо рта, другая прикладывала пальчик к губам, сделав из ротика малюсенький бутончик, третья играла на арфе, а амурчик сидел у неё на плече и давал ей нюхать розу.

Перед кухней на дворе – на зелёном, поросшем травою дворе – стояло целое общество.

Тут была тётушка Екатерина Сергеевна в белом праздничном чесучовом платье и с кружевом на голове. Тут была Марья, грязная как чёрт, но как будто менее грязная, чем вчера: очевидно, она по случаю праздника не окунулась в помойку. Ещё стоял какой-то дядько с седыми усами, как у Тараса Бульбы, в пиджаке и блестящих сапогах, какая-то женщина, слегка кривобокая, но довольно красивая, одетая по-праздничному в красную юбку, голубую кофту и белую косынку, словно царский флаг, решивший назло всем прогуляться по Советскому государству. А ещё стоял Ромашко Дьячко, тоже одетый по-праздничному, но не по-праздничному хныкавший и причитавший. Седой дядько от времени до времени дёргал его за ухо, и тогда Ромашко принимался реветь во весь голос и вырывался, однако осторожно, чтобы не измять своего праздничного наряда.

Увидав Степана Андреевича, и Тарас Бульба и трёхцветная женщина поклонились ему почтительно, а Екатерина Сергеевна сказала торжественно:

Послушай, Стёпа, что только говорит этот мошенник. Будто он к тебе в комнату вчера отнёс папиросы и сдачу.

Верно,- сказал Степан Андреевич и показал папиросы.

Все недоуменно переглянулись между собою, словно увидали фокус, и все лица изобразили немое разочарование. Только Марья выразила удовольствие:

Я ж говорила, що понапрасну хлопца трусили…

Ну, все равно, Стёпа, ты ж ему не доверяй… А ты сдачу- то пересчитал ли?

Пересчитал.

Так-таки ничего не украли?.. И в комнате все Цело? Полотенце цело ли?

Все на месте…

Ну, ступай, Ромашко,- сказала тётушка со вздохом,- но смотри, в другой раз не кради… Бог все видит, вон он на нас смотрит.