Катажина Михаляк - Земляничный год

Она знала.

Глядя на листок бумаги, она задумчиво погрызла кончик карандаша и вдруг начала рисовать (чего ей делать было бы совсем не нужно, ибо таланта к рисованию она не имела вовсе). Хотя линии у нее выходили все как на подбор кривые, о линейке она и не подумала. И поэтому нарисованный ею домик, когда она закончила, выглядел так, будто сильно пострадал от урагана «Катрина».

– А еще лес! – бормотала она себе под нос, расставляя вокруг домика сосенки: вот эта вертикальная линия (ну, почти вертикальная!) – ствол, вот эта кучка палочек – ветки… – И река! Домик мечты без реки – это все равно что рис с клубникой и сливками без риса…

И вот уже между сосенками появилась река. Эва склонила голову набок, вся отдаваясь своему занятию. В этот момент в голове у нее всплыло приятное воспоминание.

Тихая, сонная железнодорожная станция. Разогретый солнцем перрон. Пара чемоданов. Мама держит ее руку в своей теплой ладони. Легкий ветерок несет запахи трав и цветов. Маленький домик на полянке, вокруг которого полно играющих детей, вечером – туман над рекой. Над спокойной, лениво катящей свои воды рекой Ливец. Эту реку Эва полюбила с первого взгляда, даже когда оказалось, что утонуть в ней невозможно, потому что вода едва подымается выше колен, любовь ее не угасла и только росла с годами, хотя больше они на каникулы в Урли не приезжали.

Это воспоминание о том солнце и тишине до сих пор грело ей душу. Воспоминания и мечты.

– Ну нет, раскрашивать мы уж не будем, – Эва покачала головой, открыла ноутбук, батареи которого, к счастью, еще пока не разрядились, и начала методично забивать в строку поисковика критерии поиска. В конце решительно дописала: «Ливец».

Нажала «энтер» – и онемела.

Результатов было пять.

Но маленький белый дом – только один.

– Не верю. Просто не могу поверить, – прошептала она, не отрывая взгляда от приложенной фотографии.

Его просто не могло быть.

Но он был!

Стоял себе на поляне, окруженный соснами, играл белыми стенами в лучах весеннего солнца, а дикий виноград вился аж до самой крыши. С забитыми окнами, он будто дремал в ожидании той, которая его найдет и полюбит.

– Меня! Меня ждет!

Эва тряхнула головой, чтобы прийти в себя, и потянулась за телефоном. Сколько, кстати, времени? Уже больше десяти, но совсем немного больше. Посредник, наверно, трубку не возьмет.

Взял!

– Да, я бы хотела посмотреть дом в Урли! – кричала она минуту спустя на бедного мужика, который в этот момент думал о чем угодно, только не о том, чтобы тащиться в пригород Варшавы. – Сейчас же! Немедленно! Ну да, уже поздно и ночь за окном… Тогда завтра! С самого утра!

Проселочная дорога, размытая дождями, тянется бесконечно. И они едут, едут, едут по ней… Вот последний дом у дороги, кажется – дальше уже только лес, как вдруг… что это белое робко мелькнуло между деревьями?

«Это ты?» – как будто спрашивает недоверчиво маленький домишко с забитыми окнами и покосившимся забором.

Эва выходит из машины словно загипнотизированная. Не обращая ни малейшего внимания на хлещущий дождь и на то, что туфли гибнут в слякотной грязи. Калитка немилосердно скрипит, протестуя, замок открывается не сразу и с большим трудом, но Эве все равно. Так и должно быть. Именно так: прекрасно, скрипуче, нелегко. Все правильно.

Вековые сосны окружают дом. А одна растет прямо у калитки, мешая ей открываться. Ее крона закрывает девушку, дерево берет ее под свое крыло, под защиту – и уже ничего плохого случиться не может. Здесь – не может.

Эва стоит посередине поляны, оглядываясь по сторонам, совершенно очарованная. Капли дождя стекают по волосам, плечам, мокрой куртке, ну и пусть. Ей нужно увидеть свой будущий дом в самом плохом виде – чтобы знать, что ее ожидает. И все равно она принимает решение, которое задумавшийся посредник слышит не сразу:

– Я покупаю этот дом.

– Но, может быть, вы сначала зайдете внутрь?!

Эва кивает головой.

Она и так купила бы дом своей мечты, но, чтобы посредник, видя ее настроение, не взвинтил цену, нужно немножко притвориться. И Эва кривится, хотя на самом деле ей хочется упасть на колени и целовать порог:

– Надеюсь, эта дверь не рухнет с петель? – говорит она, сморщив нос.

Внутри дом в еще большей разрухе, чем снаружи. Но она не видит темного коридора, не замечает холодных, стылых комнат с падающей штукатуркой на стенах и с окнами, забитыми досками. Нет. Она видит это место таким, каким оно будет через… год? Два? Когда-нибудь, когда Ева раздобудет денег на его ремонт. Когда комнаты станут светлыми и уютными. Когда убогий линолеум, покрывающий пол, исчезнет, а на его месте появится сияющий дубовый паркет, а окна получат широкие подоконники и будут сверкать чистыми стеклами в белых рамах.