Элизабет Вернер - Фея Альп

– В самом деле, надо пойти взглянуть на Алису с ребенком, – объявил Бенно, уже проявлявший явные признаки беспокойства. – Извините, я на минутку. – и он исчез.

Валли посмотрела ему вслед, пожав плечами.

– Раньше чем через полчаса не вернется! Я никогда не видела отца, который был бы до такой степени глупо влюблен в своего ребенка, как Бенно. Я свободна от этой слабости: смотрю на своего сына совершенно объективно и вижу как его хорошие качества, так и недостатки. Конечно, я не могу не признавать, что Берти необыкновенно одаренный ребенок и уже теперь проявляет черты характера, которым можно только удивляться. Нисколько не сомневаюсь, что из него выйдет что-нибудь замечательное и что его ждет…

Ей не удалось окончить эту совершенно объективную оценку из-за самого юного героя ее речи, который тем временем незаметно прокрался на веранду и с торжеством уселся верхом на Грейфа. Он крепко сидел на своей «лошадке», обеими ручонками вцепившись в лохматую шерсть. Грейфу не нравилась навязанная ему роль, но он покорился и понес всадника. Валли в ужасе бросилась стаскивать сына.

– Он набьет себе новую шишку! – завопила она, но муж со смехом удержал ее за руку.

– Оставь мальчика, – сказал он. – Он настойчив, добивается своего, не останавливаясь перед шишками, и прекрасно делает.

Бенно же в самом деле стоял в детской перед колыбелью своей дочурки и с умилением смотрел на нее и на сидящую рядом мать. Потом он боязливо оглянулся вокруг, и в его руках появился маленький букетик альпийских роз.

– Сегодня Иванов день, Алиса, – прошептал он. – Вот тебе мой всегдашний букетик.

– Неужели ты не забыл об этом в сегодняшней суете? – с улыбкой спросила молодая женщина.

– Счастливого пророчества никогда не забывают, особенно если оно сбывается! – ответил Бенно, протягивая ей цветы.

Уже стемнело, когда поезд с участниками торжества опять проходил мимо станции Оберштейн; на этот раз он остановился лишь ненадолго, спеша дальше, к исходному пункту дороги. На платформу вышли только Эльмгорст с женой, гостившие на вилле Рейнсфельда, и Гронау, решивший провести с Джальмой несколько дней в Оберштейне. Здесь они расстались.

– Я отказался от экипажа, – сказал Вольфганг, подавая руку жене. – Пойдем пешком: вечер прекрасный, а мы сегодня ни минуты не были одни.

– Это был счастливый, давно желанный день! – возразила Эрна, беря его под руку и крепко прижимаясь к нему. – Но ты был так серьезен, Вольфганг, среди торжества и чествований! Ты и теперь слишком серьезен.

Он улыбнулся, но ответил с некоторой грустью:

– Я думал о том, какой ценой куплено это торжество. Только мы с тобой знаем, ты была моей единственной поверенной, единственным прибежищем, только в тебе, в твоей любви черпал я мужество и силы, когда меня выводили из себя интригами и мелочными придирками. Если бы не ты, я, вероятно, не выдержал бы.

– Да, для такого человека, как ты, нет ничего тяжелее, чем видеть, что тормозят его движение вперед, на каждом шагу стараются создать препятствия; и все-таки ты преодолел все и довел дело до победного конца.

– В этом мне сильно помог Бенно. Как только Алиса стала его женой, и он получил права ее представителя перед законом, он тотчас с полным доверием передал все в мои руки. Я никогда не забуду этого.

– Он обязан тебе еще больше, чем ты ему, – возразила Эрна. – При своей неопытности в делах Бенно, наверное, не получил бы ничего после катастрофы, нанесшей такой тяжелый удар состоянию дяди; тут нужен был столь энергичный человек, как ты. Если Алиса с Бенно еще могут считаться богатыми людьми, то единственно благодаря тебе.

– Ну, они довольно равнодушны к своему богатству, – с улыбкой заметил Вольфганг. – Они были бы довольны и счастливы и в шалаше.

В эту минуту поезд отошел от станции, ряд освещенных вагонов загремел по мосту и огненной змеей заскользил вниз, пока не исчез в отверстии туннеля. В вечерней тишине отчетливо прозвучал свисток локомотива, и эхо повторило его в горах. Вольфганг остановился, следя за исчезновением поезда, и из его груди вырвался вздох облегчения.

– Наконец злая сила, обитающая там, наверху, побеждена, – произнес он. – Мне нелегко досталась победа, но все-таки я победил. Посмотри, Эрна, последние остатки тумана, окружавшего заоблачный трон твоей феи Альп, исчезают. Кажется, в Иванову ночь она всегда сбрасывает свой покров.

На лицо Эрны, только что такое сияющее, легла тень, и во взгляде, поднятом на Волькенштейн, блеснули слезы.