Сара Джио: Утреннее сияние

Сложно сказать, как долго я там пробыла, цепляясь за толстые деревянные опоры причала. Я тряслась от холода, а потом в темноте добралась до следующего причала и по набережной доплелась до магазинчика Пита. Каким-то чудесным образом я проскочила там в туалет. Я просидела там, пока не обсохла.

На вокзале какой-то незнакомец сжалился надо мной и оплатил билет до Портленда. Там я довольно долго работала официанткой, чтобы накопить денег на путешествие в Калифорнию, на остров Каталина. К тому времени у меня, конечно, случился выкидыш. Я долго горевала по поводу потери этого ребенка. Но у меня будет еще один, просто я об этом еще не знала.

Спустя одиннадцать лет, когда я случайно встретилась с Колином на пристани на Ки-Уэст, я подумала, что столкнулась с привидением. Он отпустил длинные волосы, его кожа была черной от загара. Несмотря на то что прошло так много времени, я не оставляла надежду найти его. Я искала Колина в каждом порту, хваталась за бинокль, чтобы разглядеть в море любую проплывающую мимо лодку. И не было предела моему изумлению, когда я увидела его, стоящего на берегу.

Мы провели вместе ночь – это была самая прекрасная ночь в моей жизни. Она подарила мне сына, Алекса. Но по трагическому стечению обстоятельств Колин так и не узнал, что у него родится сын. Он даже не узнал, что я забеременела. Мы планировали уплыть вместе с острова Ки-Уэст. Куда? Мы сами не знали. Важно было лишь то, что мы снова вместе.

В то утро Колин отвел лодку на соседний причал для того, чтобы заправиться (это была не «Каталина», которую он за несколько лет до этого подарил Джимми, думая, что я погибла). Я ждала его возвращения, но он так и не появился. Вне себя от ужаса я обратилась в береговую охрану. Они обнаружили Колина лежавшим на штурвале. Он умер от сердечного приступа, спеша ко мне.

Тот год был самым трудным в моей жизни. Беременная, одна в море. Я прекрасно понимала, что яхта – не то место, где можно вырастить ребенка. Однажды я встретилась с милой семейной парой из Орегона и решила оставить ребенка у них. У них не было детей, а я знала, что они безумно их хотят. Пусть они воспитают моего сына.

Вы, наверное, подумаете, что я поступила очень эгоистично, но у меня не было иного выхода. Я могла по-настоящему жить только на море. К тому времени я чувствовала себя больше амфибией, чем человеком. Я улавливала малейшие движения морских течений и понимала парящих над морем птиц лучше, чем людей. Недаром мать всегда называла меня «дитя воды». Все, что я могла сделать для своего сына, – это обеспечить ему нормальную, спокойную жизнь. Так я и поступила.

Алексу было три месяца, когда я оставила его. Я знала, эти люди воспитают его как собственного сына. Он никогда обо мне не узнает, но я осознанно пошла на это, хотя сожалела об этом решении всю свою жизнь. Я помнила, как передала его, розового и пухлощекого, со светлыми, как у отца, волосами, в руки Сэнди Милстед. Малыш протянул крохотную ручку к ее щеке и улыбнулся, как будто уже забыл меня.

Я уехала, но потом вернулась. Я возвращалась много раз. Алекс и не подозревал о моем существовании, но я знала о его жизни все. Оставаясь в тени, я тайно наблюдала, как он рос, ходил в детский сад. Я уплыла вслед за ними на Гавайи, когда погиб его приемный отец. Я умирала от страха, когда он уехал работать в Судан, следя за новостями в каждом порту, в который заходила. А потом, когда он переехал на Лодочную улицу, мое сердце наполнилось гордостью. Он и должен жить здесь, в доме своего отца. Разумеется, я тоже приложила к этому руку, анонимно сообщив его агенту по недвижимости, что некий плавучий домик выставлен на продажу. А остальное довершило провидение.

По озеру скользит каяк, и я киваю сидящей там парочке. Мне теперь не надо скрываться от людских глаз из опасения, что меня узнают. Моя красота поблекла. Я теперь совсем старуха. Пенни, которую они помнят, теперь совсем не та – морщины избороздили ее лицо, а седые космы совершенно не похожи на ее роскошные волосы.

Но Лодочная улица не утратила свою магию, и в этот день она великолепна, как никогда. И на ней снова царит любовь.

Я улыбаюсь, наблюдая, как моя внучка Грэйси играет с маленьким корабликом. Я узнаю в ней себя. Та же жизненная сила, те же искрящиеся глаза.

Я познакомилась с Адой, не совсем близко, конечно. Я не раз наблюдала за ней на причале по утрам. Она часто плакала. У нее, должно быть, нежная душа. И ей, как и мне, нравится вьюнок, который год за годом, сколько от него ни пытались избавиться, обвивает своим тонким стеблем кадки с цветами и ограду. Ада так нежно прикасается к цветам, словно понимает их тайный язык.