Сара Джио - Фиалки в марте

Sarah Jio

The Violets of March

Copyright © Sarah Jio, 2011

© Метлицкая И., перевод на русский язык, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

— Ну вот и все, — сказал Джоэл.

Он стоял, прислонившись к косяку входной двери и блуждая взглядом по комнате, словно пытался запомнить во всех подробностях нашу нью-йоркскую двухуровневую квартиру в доме начала прошлого столетия, которую мы купили пять лет назад и отремонтировали. Счастливое было время! Вид жилища впечатлял — изящная арка входа, старинная каминная полка, сокровище, которое мы отыскали в одном из антикварных магазинов Коннектикута и бережно привезли домой, великолепие стен в столовой. Мы долго не могли решить, какой цвет выбрать, и наконец остановились на кирпично-красном — резковатом и вызывающем смутное томление оттенке, слегка похожем на нашу семейную жизнь. Когда стены покрасили, муж счел их слишком оранжевыми, а мне понравилось.

Наши глаза на секунду встретились. Я быстро опустила взгляд на рулончик скотча, машинально отмотала полоску и торопливо наклеила на последнюю коробку с вещами Джоэла — тем утром он приехал за ними. Вдруг я вспомнила, что в последней, ныне уже запечатанной коробке мелькнул голубой кожаный переплет, и сурово посмотрела на бывшего мужа.

— Погоди-ка, ты взял «Годы милосердия»? Это моя книга!

Я прочитала ее шесть лет назад, во время медового месяца на Таити, однако дело не в том, что мне захотелось сохранить потрепанный томик в память о нашем путешествии. Не знаю, как роман, за который в тысяча девятьсот тридцать первом году покойная Маргарет Эйер Барнс получила Пулитцеровскую премию, оказался в пыльной стопке ничейных книг в вестибюле гостиницы, но когда я достала его из ящика и открыла, мое сердце дрогнуло. Трогательная история о любви, потере, смирении, тайных страстях и бремени подспудных мыслей навсегда изменила мое отношение к собственной писанине. Возможно, именно поэтому я перестала писать. Джоэл так и не прочел этот роман, чему я только радовалась. Он стал для меня слишком личным, чтобы делить его с кем-либо, моим ненаписанным дневником.

Джоэл молча глядел, как я, отодрав скотч, рылась в коробке, пока не нашла старую книгу, потом устало вздохнул.

— Извини, я не знал, что ты…

Он вообще много чего обо мне не знал.

Я кивнула, не выпуская из рук книгу, заново заклеила коробку скотчем и выпрямилась.

— Вот теперь все.

Джоэл настороженно посмотрел на меня, и наши взгляды встретились. Он по-прежнему мой муж, подумала я, по крайней мере, до тех пор, пока мы не подпишем документы о разводе. До чего же больно глядеть в темно-карие глаза и знать, что человек, за которого я вышла замуж, бросает меня ради другой женщины! И как это нас угораздило?

Наше расставание в миллионный раз промелькнуло перед моим мысленным взором, словно сцена из мелодрамы. Все произошло в понедельник, дождливым ноябрьским утром. Я готовила яичницу-болтунью с соусом «табаско», любимое блюдо Джоэла, когда он рассказал мне о Стефани. Как с ней весело. Как она его понимает. Как они совпадают. Я содрогнулась, представив две сцепленные вместе детали от конструктора «Лего». Забавно, вспоминая тот день, я всегда чувствую запах подгорелой яичницы и «табаско». Если бы знала, что так будет пахнуть моя разбитая семейная жизнь, напекла бы блинчиков.

Я еще раз посмотрела Джоэлу в глаза, такие печальные и растерянные. Похоже, если я брошусь ему на шею, он, осознав свою вину, обнимет меня, останется, и наш брак уцелеет. Нет, сказала я себе. Уже ничего не исправить.

— До свидания, Джоэл.

Может, в сердце еще теплилась надежда, но разум был непреклонен: пусть уходит.

— Эмили, я… — с несчастным видом начал Джоэл.

Чего он хочет? Прощения? Еще один шанс? Кто знает. Я собралась с силами и подняла руку, не дав ему продолжить.

— До свидания.

Джоэл мрачно кивнул, пошел к двери, осторожно прикрыл ее за собой и запер снаружи. Мое сердце сжалось. Он все еще заботится… По крайней мере, о моей безопасности. Я тряхнула головой, подумав, что надо бы сменить замки, и вслушивалась в удаляющиеся шаги Джоэла, пока их не заглушил уличный шум.