Несмотря на все это, Николас медлил, прежде чем дать ответ, надеясь, что его тело благосклонно отзовется на предложение леди, хотя голова уже сказала «нет».
Не дождавшись этого, он покачал головой и сделал первое па в танце «нерешительность»:
– Мне, наверное, сначала стоит поспать, моя прелесть. У меня была трудная неделя, и я совершенно измотался за последние два дня.
– Но вы же не откажете мне, дорогой мой? – спросила она, очаровательно надув при этом губки. Николас попытался деликатно уйти от ответа.
– А как же ваш праздник?
– Мне больше бы хотелось побыть с вами. Мы уже несколько месяцев не виделись, а потом – праздник прекрасно пройдет и без меня. Мои слуги так вышколены, что все сделают сами.
– Но только не ваши гости, – со значением сказал Николас, все еще пытаясь ускользнуть, потому что она продолжала уговаривать.
– Они и не заметят, что нас нет.
– Но ведь комната, которую вы мне дали, – рядом со спальней вашей матушки.
– Она не услышит нас, даже если вы опять сломаете кровать, как в последний раз, когда мы были там вместе. Она глуха как пень.
Николас уже был готов перейти к следующей стадии и начать тянуть время, но тут Валери удивила его: она решительно приступила к соблазнению, не позволив ему самому продолжить свою роль в этой старой как мир пьесе. Встав на цыпочки, она страстно поцеловала Николаса, после чего ее руки стали нежно поглаживать его по груди, а губы призывно открылись, приглашая к ответным действиям.
Машинально подчинившись, он обнял ее за талию, но это был пустой жест, за которым стояла лишь учтивость, но никак не ответное желание. Когда же ее руки скользнули ниже, к поясу его брюк, Николас разомкнул объятия и отступил на шаг, внезапно взбунтовавшись против своего участия в этой давно тяготившей его сцене.
– Только не сегодня, – решительно сказал он. В ее глазах был укор – он непростительно нарушил правила. Николас взял ее за плечи и, развернув лицом к выходу, шутливо и ласково шлепнул чуть ниже спины. Стараясь придать голосу мягкость, сказал:
– Идите к своим гостям, детка.
И, уже сунув руку в карман, чтобы достать тонкую сигару, завершил разговор вежливым обещанием:
– Я скоро присоединюсь к вам.
Тем временем Джулиана, и не подозревая о том, что она не одна в этом извилистом лабиринте, стояла, прислушиваясь к тишине. Она хотела полностью убедиться, что ее мать не собирается возвращаться. Наконец, успокоившись, она прерывисто вздохнула и выбралась из своего убежища.
Поразмыслив, Джулиана решила, что лабиринт – самое подходящее место, где можно скрыться на ближайшие несколько часов. Она повернула налево и пошла по дорожке, которая привела ее к квадратной зеленой лужайке с каменной скамьей в центре.
Она мрачно размышляла о том, в какое унизительное и совершенно нетерпимое положение попала. Как же ей теперь выбраться из этой ловушки?
Джулиана с тоской в душе вынуждена была признаться себе, что нет никакой возможности избавиться от упорного желания матери выдать ее замуж за кого-нибудь из «важных персон», особенно теперь, когда у маменьки появился для этого такой шанс. До сих пор единственным препятствием для леди Скеффингтон на пути к осуществлению заветной цели было лишь то обстоятельство, что никто из подходящих претендентов не успел объясниться Джулиане в любви за те несколько недель, что они находились в Лондоне.
Но, к несчастью для Джулианы, прямо перед их отъездом из Лондона ее матери посчастливилось вырвать предложение руки и сердца у сэра Фрэнсиса Беллхейвена, омерзительного пожилого и напыщенного рыцаря с нездоровой бледной кожей, светлыми ореховыми глазами навыкате, бесстыдно заглядывающими Джулиане за корсаж, и толстыми белыми губами, которые всякий раз напоминали ей дохлую золотую рыбку. Сама мысль о том, чтобы провести с сэром Фрэнсисом хотя бы один вечер, не говоря о целой жизни, казалась ей нестерпимой. Просто неприличной и ужасающей!
Нельзя сказать, чтобы ее вообще привлекала возможность какого-то выбора.
Если бы Джулиана действительно хотела кого-то выбрать, то самое неподходящее, что она могла сделать, – это спрятаться здесь от потенциальных претендентов, которых сейчас вербовала ее мамаша. Она знала это, но не могла заставить себя вернуться в танцевальный зал. Она не хотела выходить замуж. Ей уже исполнилось восемнадцать, и у нее были другие планы на жизнь, другие мечты, но они не совпадали с планами матери и поэтому не имели права на существование. Ни сейчас, ни потом. Но самым безнадежным было то, что ее мать свято верила: действует в интересах Джулианы и лучше знает, чего дочери не хватает для счастья.
Читать дальше