– Не думаю, чтобы мы имели хоть каплю крови в их жилах.
– Вздор! Это ясно как день. Подайте-ка мне «Земельное дворянство». Так, посмотрим. Вот, Стефан Фицморис Смит – он покоится в церкви Святой Мэри, не правда ли? И вот из этого семейства происходят Лизворти Смиты, а также – побочно – генерал, сэр Стефан Фицморис Смит из Кексбери…
– Я, я видел там его монумент, – сказал Стефан. – Но нет никаких связей между его семьей и моей: их просто не может быть.
– Возможно, нет ни одной, что была бы вам известна. Но взгляните на это, мой дорогой сэр, – сказал священник, ударяя пальцем по столбику кровати, чтобы еще больше подчеркнуть свои слова, – вот вы стоите предо мною, Стефан Фицморис Смит, живущий в Лондоне, но происходящий из Кексбери. Здесь, в этой книге, находится генеалогическое древо Стефанов Фицморисов Смитов из усадьбы Кексбери. В наши времена вы можете быть семьей профессиональных работников – я не собираюсь устраивать вам допрос, я не задаю вопросов такого рода, не в моей натуре так поступать, – но это столь же просто, как ваш нос, что вы являетесь его потомком! Ну, мистер Смит, я поздравляю вас с вашим происхождением – голубая кровь, сэр; и, клянусь жизнью, это желанный ее цвет для многих с тех пор, как стоит мир.
– Я бы желал, чтобы вы меня поздравляли с чем-либо, что более осязаемо, – сказал молодой человек столь же печально, сколь скромно.
– Вздор! Это придет со временем. Вы молоды: у вас вся жизнь впереди. Теперь взгляните – видите, как далеко в туманы древности уходят корни моей собственной семьи, Суонкортов. Здесь, видите, – продолжал он, переворачивая страницу, – это Джоффри, один из моих предков, который лишился баронства из-за того, что однажды отпустил неудачную шутку. А, да все мы таковы! Но его история – слишком длинная, чтобы ее теперь рассказывать. Да, я бедняк – джентльмен, что едва сводит концы с концами, это факт: те, с кем я мог бы водить знакомство, не желают быть моими друзьями; те, кто желал бы со мной дружить, стоят гораздо ниже меня на общественной лестнице. Если не считать обедов у одного-двух семейств да периодических бесед – порою и обедов – с лордом Люкселлианом, моим родичем, я совершенно один – совершенно!
– У вас есть ваши занятия, ваши книги и ваша… ваша дочь.
– О да, да; и я не могу пожаловаться на настоящую нужду. Canto coram latrone [14] Неполная фраза из высказывания Ювенала: cantabit vacuus coram latrone viator – «путник, у которого нет ничего при себе, может распевать в присутствии разбойника» (лат.). Перевод Д. Недовича и Ф. Петровского.
. Что ж, мистер Смит, не позволяйте мне задерживать вас больше в комнате больного. Ха! Это напомнило мне один анекдот, что я слышал в свои молодые годы. – Тут священник издал несколько смешков, и Стефан взглянул на него вопросительно. – Ах нет, нет!.. Это слишком неприличный… слишком неприличный анекдот, чтобы вам рассказывать! – продолжал мистер Суонкорт вполголоса, с мрачным весельем. – Ну, ступайте вниз; моя дочь приложит все силы, чтобы скрасить вам вечер. Попросите ее спеть вам – она поет и играет очень недурно. Доброй ночи; я чувствую себя так, будто знаю вас пять-шесть лет. Я дерну за сонетку, чтобы кто-нибудь свел вас вниз.
– Не беспокойте себя, – сказал Стефан. – Я смогу и сам найти дорогу.
И он спустился вниз, думая о сладостной свободе манер, принятой в дальних уголках страны, которая столь отличалась от чопорности Лондона.
– Я позабыла предупредить вас, что мой отец глуховат, – сказала Эльфрида встревоженно, когда Стефан вошел в маленькую гостиную.
– Все в порядке; я об этом прекрасно осведомлен, и мы с вашим отцом стали большими друзьями, – отвечал молодой человек с энтузиазмом. – И, мисс Суонкорт, будете ли вы так добры спеть для меня?
Самой мисс Суонкорт эта просьба показалась исключительно прямой, каковой она и вправду была, хотя она догадывалась, что ее отец приложил к этому руку, зная по собственному опыту, сколь бесцеремонно он использует ее, чтобы усладить слух своих скучныхгостей. С другой стороны, манеры мистера Смита были слишком бесхитростными, чтобы он мог оказаться критиком, а его лета – слишком юными, чтобы вызвать у нее какие-то опасения, поэтому она была готова – если не сказать, рада – согласиться. Подойдя к резной этажерке, она перебрала ноты, и из всех, что хранились в ее семье на протяжении долгих лет, а также из всех песенок, что играла и певала ее мать, Эльфрида выбрала один романс, села за пианино и начала петь «Это было на склоне зимнего дня» прелестным контральто.
Читать дальше