Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

Я попыталась встать, и мне показалось, что я снова в море, где дует шквалистый ветер и палуба под ногами ходит ходуном. Во рту собралась тошнотворная сладость. Сообразив, что меня сейчас вырвет, я неловко вылезла из-за стола, оттолкнув серьезного маленького пажа, и выскочила из зала под гул в ушах, сквозь который пробился звонкий голос Анджелы:

– Доната! С тобой все в порядке?

Воздух, мне нужен был воздух. Я должна была найти выход, но мы находились на втором этаже, и я не представляла, где лестница. Окно. Что-нибудь. Я немного пробежала вперед, повернулась, бросилась в противоположную сторону, споткнулась о край ковра, зацепившись рукавом за настенный светильник. Рот наполнился желчью. Поздно. Напрягая горло так, что, казалось, оно вот-вот треснет, я упала на колени, и меня вывернуло прямо на чудесную шелковую ковровую дорожку. Подняться не было сил. Я отползла в сторону от зловонной массы и растянулась на полу, прижавшись лбом к холодному мрамору. Мне хотелось только одного – уснуть, но я понятия не имела, как отыскать ту маленькую комнату с кроватью, расположенную в глубине огромного дворца. А кроме того, как только я закрывала глаза, голова начинала кружиться, и я боялась, что меня опять вырвет.

Сколько я так пролежала – не знаю, но вскоре послышались шаги. Я подумала, что это Анджела или какая-нибудь рабыня донны Лукреции, посланная меня отыскать. Я, конечно, буду опозорена. Вероятно, меня отошлют домой. От этой мысли мне стало немного легче, но тут я услышала мужские голоса, а затем прозвучал взрыв хохота. Мужчин было двое – один шел в мягких туфлях, второй звенел шпорами на сапогах. Я крепко зажмурилась, мой затуманенный вином мозг убедил меня, что если я не стану на них смотреть, то они меня не увидят.

Тишина. Свет от факела ударил сквозь веки. Я почувствовала на щеке чье-то дыхание, отдающее вином, легкий аромат жасминового масла. Мысок сапога мягко ткнул меня в ребра и перевернул. И снова страх, что начнется рвота, когда в лицо ударило зловонное дыхание и теплый язык лизнул мой нос.

– Напилась, – прозвучал голос хозяина сапог, едва сдерживая смех. – Оставь ее в покое, Тиресий. Если она такая же вкусная, как трюфель, то она моя, проклятый пес.

– На ней вроде нет клейма, – сказал второй мне на ухо совсем тихо, почти шепотом. Его акцент не походил на римский. – Однако несет от нее, как из винной бочки.

– Наверное, одна из девушек Лукреции, – предположил хозяин сапог. – Паж, ступай в зал Зодиака и сообщи донне Лукреции, что от ее стада отбилась одна овечка.

– Слушаюсь, хозяин, – раздался мальчишеский дискант.

Спешно удаляющиеся шаги – и темнота. Мальчик, видимо, унес факел, но зажег один из настенных светильников. Я открыла глаза. Рядом со мной стоял на коленях молодой человек в одежде кардинала, ласково обняв одной рукой лохматого пса с белесыми от катаракты глазами. Кардинал показался мне сплошным красно-черным пятном: темная борода, красная одежда и полные блестящие губы.

– Она очнулась, – сказал он, улыбнувшись. Пес вильнул хвостом, вывалив язык из пасти с коричневыми пеньками зубов.

Тень переместилась – это хозяин сапог присел на корточки позади пса, чтобы получше рассмотреть меня. Человек был в маске и одет в черное; даже его руки, небрежно опиравшиеся о колени, были в черных бархатных перчатках, а волосы скрывал черный головной убор. Ярко горящий светильник образовал над его головой нимб, мешая рассмотреть детали одежды и маски.

– Надеюсь, не все женщины моей сестры в таком же состоянии, – усмехнулся он. – Мы с кардиналом Ипполито шли посмотреть танцы. Представляю, какое будет зрелище, если все попадают пьяными.

Герцог Валентино. Я вспомнила про отрубленную кисть с языком. Снова закрыла глаза и стиснула зубы, надеясь, что такой опытный убийца сумеет предать меня смерти без боли, как делают кошерные мясники.

Ничего не произошло. Я открыла глаза, желая поскорее умереть. До моего одурманенного сознания дошло, что меня нашел пьяной на полу не только герцог, но и кардинал Ипполито д’Эсте, мой крестный отец.

– Постарайся сесть, – велел кардинал. – Поначалу закружится голова, но лучше находиться в сидячем положении, тогда все вино, текущее в твоих жилах, отхлынет от головы.

– Я виновата, простите меня, я…

– Пустяки. Чезаре, возьми ее за другую руку и давай поднимем ее. Ей нужен воздух.

Кардинал сжал мой локоть холеной наманикюренной рукой, а герцог – худыми пальцами, жесткими даже в перчатке. Пока он на мгновение отвлекся, извлекая шпору из подола гамурры, я украдкой бросила взгляд на его лицо. Красивейший мужчина во всей Италии, как говаривали девушки в монастыре Святой Клары. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них видел его так близко, как я, пусть даже из-за маски мне удалось разглядеть лишь его аккуратно подстриженную каштановую бородку и бледные губы вполне мужественного вида. Меня удивило, что он носит маску из черного бархата, с крылышками на висках, отделанную золотой косичкой и жемчугом. Неужели его красота настолько опасна, что кардинал боится смотреть на собственное лицо?