Линдси Келк - Я люблю Вегас

Алекс Рейд и в лучшие времена спал как бревно, а тут еще добавилась разница во времени. Он проспит минимум двенадцать часов – мне почти хватит на уборку. Вчера его отвлек мой шарм, но в холодном, ниже нуля, свете дня я увидела квартиру новыми глазами. Поразительно, в каком хлеву готов жить человек, будучи в одиночестве. Когда Алекс откроет глаза, я хочу, чтобы он почувствовал счастье от возвращения домой и не наткнулся взглядом на ношеные колготки на диване, которые я сняла три дня назад во время мегамарафона фильмов о Гарри Поттере, заснув на диване в два часа ночи.

Мне удалось оттереть ванну, подмести гостиную и отскрести кухню, после чего стало ясно, что придется выйти на улицу. Моя привычка постоянно держать отопление включенным на максимум губительно сказывалась на содержимом давным-давно полных мусорных ведер. Слово «разложение» уже прозвучало, а освежитель мало помогает, когда в углу суши четырехдневной давности переходят в полужидкое состояние.

Завернувшись в огромную парку Алекса «Бруклин индастрис» поверх шорт, футболки и старых вязаных угги, я, шаркая, вышла в коридор с двумя огромными мусорными мешками, стараясь дышать ртом. Черт, нестерпимо холодно! На улице я выставила мусор как можно ближе к обочине, едва не задев толстяка, выгуливавшего субтильную собачку, и захлопнула дверь, спасаясь от мороза, на котором мое дыхание превращалось в белое облако. И тут же открыла ее снова очень сердитому почтальону.

– Извините. – Я протянула руку не то за почтой, не то за шлепком по запястью. – Холодно.

– Правда? – саркастически осведомился он, стуча зубами.

Раньше я не задумывалась, но, может, мне стать почтальоном? Я наблюдала за тем, как он вскакивает на велосипед и срывается с места, неистово накручивая педали. Только я хочу ездить на прелестном винтажном велосипеде без тормоза, а не на красном дорожном велике, выделенном организацией. Наверное, мне бы выдали красивый костюм. Вот было бы здорово: регулярные физические нагрузки плюс популярность у всей округи! При условии что с ноября по март отпуск и доставка писем не раньше полудня. Но раз я держу три конверта в десять утра в декабре, подобная халява представляется маловероятной. Скрепя сердце я добавила «почтальон» в список неподходящих занятий, где уже значились бухгалтер, терапевт и бариста: девять раз из десяти я не помню, зачем пошла на кухню, а тут будут наседать три тысячи посетителей «Старбакса», требуя свой кофе.

Необходимость найти работу уже давила. Я по-прежнему вела колонку в британском издании «Лук», но на жизнь этого не хватало, а сбережения таяли. Мне остро требовалась постоянная работа, но все старания пока оставались безуспешными. Сперва я списывала это на отсутствие вакансий в летнюю пору. Затем на загруженную осень. А в Рождество традиционно не до новых работников. Стучу по дереву, чтобы январь принес интересные предложения, иначе очень скоро мне придется узнать разницу между латте-венти и большим американо. Ладно, зато у меня есть письма.

Все знают: нет ничего интереснее свежей почты, особенно под Рождество. Два конверта с рождественской символикой, другой был с английскими марками. Не имея ни выдержки, ни желания открывать почту в квартире, я присела на ступеньку, натянув на колени куртку Алекса, и надорвала бумагу. А-ах, счастливого Рождества от Луизы, Тима и Бампа. Во втором оказалась открытка от «Блумингдейл». «Какие милые люди», – польщенно подумала я. Надо заглянуть к ним, как только я найду кредитную карту, которую Алекс спрятал от меня (после моих уговоров) перед отъездом, – несколько недель искала по всем щелям, так и не нашла. Третий конверт не был праздничным – длинный, белый, слишком тонкий, чтобы там оказалась открытка, но я решила вскрыть и его.

И тут же пожалела об этом.

Я быстро пробежала текст глазами, с каждой секундой мне становилось все хуже.

«Уважаемая мисс Кларк!

Мы получили сообщение об изменении вашего статуса занятости… Соответственно ваша виза Л-1 аннулирована, решение вступает в силу немедленно… Тридцать дней, чтобы покинуть территорию Соединенных Штатов… С любыми вопросами обращайтесь в указанный ниже отдел…»

Мою визу аннулировали.

Тридцать дней, чтобы уехать.

Я поплыла вверх по ступенькам, ведя пальцами по стене. Неужели штукатурка всегда была такой неровной? А лестница всегда такой длинной? Побренчав ключами в замке, я вошла в сверкающую чистотой квартиру. Она показалась мне меньше. Поздравительные открытки выпали из рук на деревянный пол, пока я медленно шла по комнатам. В конце концов я остановилась в ванной, где меня неожиданно скрутила болезненная судорога. Колени подогнулись. Не понимая, что случилось, я наклонилась над унитазом и избавилась от вчерашнего ужина, не выпуская из рук письмо от службы иммиграции. Тридцать дней на то, чтобы уехать.