Леонид Аринштейн - Место издания - Чужбина (сборник)

Просто рассказывается жизнь: какая жизнь! Когда раздается звонок и вбегает, деловито стуча каблучками, Луиза, Демина не может еще освободиться от тяжести мыслей.

– Разрешите познакомить, – машинально произносит она, поводя рукой. – Лейтенант… капитан… капитан… ах нет, господин майор, простите. Фрейлен Луиза – моя… коллега по бюро печати.

И только тогда сияющая Луиза усаживается на кровать, служащую и диваном, между тихим сотником и есаулом Каменским. Мгновенно вспыхнувшая предприимчивость – ухватить момент, – польщенность сверх меры от слова «коллега», все это вместе с кокетливой скромностью и желанием блеснуть смешивается в фейерверк улыбок и взглядов, «пожалста» и «карашо».

Вначале было просто забавно. Донцы часто заходили посидеть. И при этом появлялась Луиза с таинственным видом и сумкой, набитой всякими «деликатесами», которые ей удавалось «организовать». Забавны были ее новые словечки и невероятный волапюк, на котором она объяснялась с есаулом. После второй встречи избранник стал ясен: «херр майор Вольдемар фон Каменский». Луиза расспросила его и узнала, что он – офицер старой русской армии и дворянин. К Ване и «тихому» сотнику она относилась по-матерински, но Вольдемар, – о… о!..

Есаул поправился от ранения, скоро снова на фронт; конечно, он не имел ничего против интрижки со свеженькой немкой. Конечно, он обещал ей жениться – когда кончится война или даже еще раньше. Ей было очень приятно называть себя «браут» – а ему было решительно все равно, невеста она или нет. Хочет быть «козакенбраут» – пусть будет. «Козакенбраут» стали ее называть теперь все.

Прощание было трогательным. Условились о встрече на Рождество, провожали на вокзале, махая платками. Луиза улыбалась сквозь слезы и поцеловала всех троих.

Настоящий серьезный разговор был три недели спустя, когда она написала уже две открытки и два письма, высчитала все сроки для ответа, а от Вольдемара все еще ничего не было. Луиза являлась с синяками под глазами, побледневшая, молча протягивала Деминой сигареты, плотно усаживалась в кресло и начинала:

– Скажите, фрау Нина, почему он не пишет? Я говорила: большое письмо тяжело, лучше открытки. Фельдпост идет недели три, не больше. Сегодня я видела во сне, что ко мне приходит почтальон и приносит большую луковицу. Как вы думаете, это к письму?

– Видно, что вы потеряли свое сердечко, Луиза, – пыталась отшутиться Демина, которой уже надоело возиться с «козакенбраут». – Надо только подождать…

– Сердце, фрау Нина, – это еще ничего. Тут дело серьезное. Мы уже обо всем переговорили.

Демина подавляет улыбку, представляя себе «разговор». Луиза тараторила без умолку, дав полную волю своим заветным мечтам, а есаул попыхивал сигареткой, кивал головой и время от времени хмыкал: «гут, натурлих».

– Я не девочка, фрау Нина, и любовь – это все хорошо, но надо практически подходить к жизни. Мой Вольдемар как раз в таком солидном возрасте, когда надо заводить семью. Конечно, русских девушек тоже достаточно. Но я посмотрела на них – они ничего не умеют. Нет, Вольдемару нужна такая жена, которая еще его научит! Надо, например, подумать, что будет после войны. Не все смогут остаться в армии. Но для майора – а может быть, он будет тогда уже полковником – всегда найдется место в конной полиции, например, тогда у него будет форма и лошадь, раз казак не может быть без лошади. Я думаю, что когда у нас будут дети, то мальчики так сразу и родятся на деревянных лошадках!

Демина думает, что представить себе есаула с вазочками все равно что корову в седле. Но Луиза постарается надеть на него и не такой хомут!

– Вначале он будет брыкаться, я думаю, – говорит она, найдя, наконец, самое мягкое выражение, – к семейной жизни тоже ведь надо привыкнуть.

– О, я умею обращаться с мужчинами. Иногда он мне кажется просто большим ребенком. Я уже просила его сделать все бумаги. Фрау фон Каменски! Фрау «фон» и муж – майор! Ах, фрау Нина, я буду такой счастливой! Но почему он не пишет?

Все-таки есаул написал ей открытку, путая русские слова с немецкими. Луиза выучила ее наизусть. Она посылала ему сигареты и печенье в аккуратных коробочках и писала каждую неделю. Получила еще открытку, но и только. Потом месяц молчания… два, три…

Луиза перестала писать, даже разговаривать на тему «Вольдемар» и через две недели скверного настроения утешилась с приезжавшим старым знакомым – германским майором.