Елена Мищенко - Токио и плантации жемчуга

– Это партконтроль, всем оставаться на местах, – закричали они, размахивая руками, как в детективах при ограблении банка. – Кто руководитель отдела, кто главный инженер?

– Оба в командировке, – ответил за всех кадровик.

– Кто старший по должности?

Вперед вышел пожилой сотрудник Гиллер.

– Я – главный специалист.

– Был главный специалист до сегоднешнего дня. Выпиваете?

– Нет, мы пьем только чай.

– А сейчас мы посмотрим.

И они бросились к мусорным карзинкам. Все их содержимое было вывалено на пол.

Наконец, после долгих поисков удалось найти пустую винную бутылку, довольно старую, покрытую пылью.

– Нашел! – торжественно воскликнул партконтро-левец. – Приобщаю к протоколу. – И он торжественно завернул бутылку в лежащую на столе синьку.

– Что вы делаете? – воскликнул бледный Гиллер. – Это же нужный чертеж.

– Я думаю, что он вам больше не понадобится. Перепишите всех присутствующих, – сказал он кадровику, – и идем в ваш кабинет – составим протокол.

На следующий день Гиллера уволили за пьянство, хотя весь институт знал, что он вообще не пьет. Восстановить его удалось с огромным трудом, только потому, что он был единственным специалистом такого высокого класса. Сотрудники утверждали, что бутылке неоткуда было взяться, и ее, очевидно, подкинула та же особа, которая вызвала партконтроль.

Вырубили крымские виноградники, покончил с собой директор НИИ виноделия, и антиалкогольные страсти утихли. Когда ко мне заходили в гости мои молодые коллеги, я доставал бутыль с самогоном, именуемую в простонародье «бабушка». Меня научили его варить и снабдили портативным аппаратом во времена Чернобыльской трагедии. Ко мне после работы заходили Юра Ржепишевский, ныне руководитель большого бизнеса, Саша Галетко – ныне заслуженный архитектор. Мы располагались на кухне, беседовали об архитектуре, слушали магнитофонные записи. Саша играл на гитаре и пел свою любимую «Брич-Мулу», и мы выводили радиацию благороднейшим из напитков.

Впоследствии органы госбезопасности потеряли ко мне всякий интерес. Следующая поездка была в Индию. Меня уже никуда не вызывали и ничего не спрашивали. Зато во время этой поездки мы вкусили плоды всего разгильдяйства разваливающегося СССР.

Как раз в это время пришел вызов из Америки на постоянное жительство. Начались длительные диспуты и бессонные ночи. Ехать или не ехать, жгучая проблема, которая в те времена обсуждалась почти в каждом семействе. Слухи приходили крайне разноречивые и весьма туманные. Восторги выражали в основном отъезжающие, в письмах этот восторг как-то угасал. Сильный толчок дало ухудшение здоровья Леночки – врач, которому мы доверяли, сказал, что это связано с полученной после Чернобыльской аварии радиацией.

В первую очередь нужно было доставать анкеты. Опыт наших предшественников показал, что, если идти стандартным путем, этот процесс растянется на неопределенное время. Один экземпляр анкеты мне предложил по секрету наш сотрудник. Он был в таком же положении, как и я, но в результате бурной деятельности ему удалось раздобыть анкеты и даже с избытком. Самое неприятное состояло в том, что, как нас предупредили, к рассмотрению принимают анкеты только на подлинных бланках. Вооружившись этим бланком, я отправился к Сергею Ивановичу – немолодому человеку, работавшему на ксероксе и делавшему мне в свое время все самиздатов-ские экземпляры. Чувство боязни у него совсем отсутствовало, особенно при виде бутылки.

– Сергей Иванович, – сказал я ему, – на тебя смотрит не только вся Европа, но и Америка. Нужно сделать шесть копий на такой же бумаге, и чтобы мать родная их не отличила от подлинников.

Он взял образец, пощупал, посмотрел на свет и, наконец, сказал:

– Бумага не проблема, тем более, что в посольстве не большие специалисты, и она мало чем отличается от нашей.

– Иваныч, ты уверен?

– На сто процентов. Это не мой экземпляр, это печатал Толя из института. Так что, не трухай. Все уезжают по нашим анкетам. А вот качественно тиснуть я могу только на японской машине, а она у меня разобрана для ремонта. Сечешь?

Я вынул из портфеля бутылку и поставил на одну из машин.

– Машину, конечно можно собрать. Врежешь со мной, так я пойду еще за одним стаканом.

– Иваныч, не могу. Еще много дел.

– А зря. Когда еще придется нам с тобой отметиться! Значит, вопрос с машиной мы решили. Теперь проблема с порошком. Она, косоглазая, уважает только свой порошок.