Мария Ладова: Выше боли

Про расходные деньги скажу немного – чуть о наших и чуть-чуть о Максимовских, у которого, так как он лежал в другой больнице, был свой «кошелёк». Я старалась максимально экономить присланные средства. Не считая покупок многочисленных лекарств и питания, проживания в гостиницах и на квартирах, мелких переездов и других абсолютно необходимых трат, коммерческие скорые для перевозки тяжёлых больных с медперсоналом (Чудово – Санкт-Петербург) обошлись в 64 тыс. руб. (за двоих). Операция, предшествующая этой перевозке (подготовка к транспортировке), – 170 тыс. руб. (за двоих, это только за использованные материалы, всё остальное – на добровольной основе врачей из Питера), на лечение в клинике ВПХ в общей сложности с титановыми стержнями, винтами и пластинами ушло более 500 тыс. рублей. И еще некоторая сумма осталась на дальнейшее лечение. Может быть, для кого-то это и небольшие деньги, но не для нас (для сравнения – моя зарплата госслужащего – 12 тыс. рублей).

Что называется, всем миром…

Кто виноват?.. Вопрос времен и народов. Я не стала бы поднимать эту тему, но уголовное дело на водителя разбившейся машины открыли, велось расследование. Я позволю себе привести некоторые рассуждения ребят о дорожных службах.

Дело завели сразу, как случилась авария, но за два месяца следствия по нему поменялось три следователя… Фотографии с места происшествия делались первым следователем, по его словам, на следующее утро. Третий следователь показать эти фото по моей просьбе не смогла (вроде, как не видела их), сославшись на передачу дел.

Когда она звонила Паше в конце декабря и сказала, что приедет в Санкт-Петербург к нему и Максиму подписать кое-какие бумаги по уголовному делу, я задала ей прямо по телефону сразу несколько интересующих меня вопросов, а именно:

1. Хоть это многим и покажется странным и ненужным, но для меня это – вопрос этики, который очень волновал тогда: «Куда всё-таки дели ногу или то, что от неё осталось, и второй кроссовок с частями ноги (мне вернули только один – правый кроссовок), ведь, по словам очевидцев, «по дороге были разбросаны Пашкины кроссовки метрах в 20 друг от друга, лежал кусок его ноги…»?

2. Кто ещё, кроме «скорой», приезжал на место аварии – службы МЧС или дорожные службы? Никто толком не мог мне ответить на этот вопрос, даже первый следователь всё говорил мне: «наверное МЧС, Вы позвоните сами и узнайте…».

3. Были ли опрошены свидетели по поводу наличия предупреждающих знаков? Ведь многие, кто был на месте аварии, говорили, по крайней мере мне, что предупреждающих знаков непосредственно возле отбойников не было.

Самое интересное было услышать ответы, пусть даже некоторые из заданных вопросов и не входили в компетенцию следователя.

Первый мой вопрос поверг её в ступор, она не знала, что ответить и сначала была настроена негативно, пока я ей не объяснила, что для меня очень важно, убрали ли мясо с костями с дороги? Может закопали, а может сожгли? Мне было бы легче, если бы я знала об этом. Она не нашлась, что ответить, но перед поездкой к нам в Санкт-Петербург все же сходила в Чудовскую больницу и допросила врачей и фельдшера, дежуривших в тот вечер. На что получила в результате фразу, переданную от фельдшера врачам по поводу оторванной ноги: «Мне что, нужно было с веником и совочком собирать там всё?».

На второй вопрос она мне ответа не дала – сама не знала, к великому моему удивлению. Ну ладно…

По третьему вопросу и говорить нечего. Какие ещё свидетели?.. Ведь дорожники предоставили следствию фото окровавленных и помятых знаков… Так сказала мне следователь.

Документы по делу об аварии передали на экспертизу в Новгород, которая признала Максима виновным по части 1 статьи 264 УК РФ (Нарушение лицом, управляющим автомобилем, трамваем либо другим механическим транспортным средством, правил дорожного движения или эксплуатации транспортных средств, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью человека). Дело было возбуждено, но так как Паша не написал заявление о претензиях, его решили закрыть по примирению сторон.