Оставленный родителями прекрасный торт «Абрикотин» – последний из поступивших в продажу, снятый с линии производства как слишком сложный и требующий только натуральных ингредиентов, Папорова с Мурой потребовали унести долой с глаз. Сладкое твёрдое со сладким жидким мушкетёрам не лезло. Я сварила им пельмени, обсыпала перцем и обмазала майонезом. Они съели килограмм. Я из них самая толстая, но за челюстями страдания не успевала. Открыла банку домашней свиной тушёнки, намазала на куски батона. Обливаясь слезами, батоны девушки тоже съели, эстетка Папорова заедала розовыми таблеточками ферментов, иначе эстетский организм не принимал. Бежать за водкой не предложил никто. Водку мы не пьём.
Очень вредно не поздравлять женщин с Восьмым марта – особенно когда им по двадцать семь лет, они, как Мура, хотят замуж. Или, как Папорова Анастасия Григорьевна, жаждут страстной любви и романтизма. Чего тогда хотелось мне – я даже не знаю. Оно до сих пор как-то неоформлено. Что-то неясное, милое, хорошее такое маячит впереди, а придать ему форму я не могу. Хочется чего-то вот, ну чтобы оно как-то. Не знаю. Даже приятно, что оно такое неоформленное и пока только маячит.
Но тем не менее Мура и Папорова сконцентрировались и предложили прекрасную вещь: раз нас все предали – в том числе и меня мой мужчина, который не посчитал своим долгом у меня завестись, – КАЖДЫЙ ГОД СОБИРАТЬСЯ ВТРОЁМ И ОТМЕЧАТЬ 8 МАРТА! Должны же у взрослых сложившихся людей быть свои традиции? И у нас будет вот эта.
Мы поклялись. Мы пожали друг другу руки. Мы чокнулись бутылками с ликёром.
Мы поклонились телевизору, по которому шёл праздничный концерт, а Регина Дубовицкая проникновенно называла нас дорогими – и мы ей верили.
Пусть Папорову рвало фесталом. Пусть звонила её мама мне на городской телефон и потом, в сопровождении шатающегося парня (да, того самого, со следами отсутствия абонента в сети и искреннего раскаяния на лице), материализовалась у меня на пороге и Папорову забрала. Пусть Мура улеглась у меня в комнате спать, и я включила ей фильм «Магнолия», который она посмотрела в своёй жизни уже раз сто пятьдесят. Пусть мне пришлось уйти спать к родителям.
Пусть.
Я сладко уснула на родительской кровати.
Ведь ещё в том году не знала, что всё это действительно положит начало крепкой традиции.
Пишу, что вижу. Просто мы сидим, и я пишу. Анастасия Папорова и Маргарита Муранова молчаливы, сдержанны, даже, можно сказать, зажаты – потому что их действия фиксируются. Они не знают, что сказать. Как сесть. Что изобразить на лице. Как будто я их снимаю на видео. Я не снимаю на видео. Я просто пишу, протоколируя. Я отгородилась от них ноутбуком – поэтому они передо мной, как на сцене.
Две артистки.
Артистка Папорова рассталась со своим пьющим парнем. Вчера он праздновал день рождения брата – и ей ничего плохого из-за этого не было. Папорова не страдала!!! Нет – десять!!!!!!!!!!
Вот так она не страдала. Она вообще даже практически весь год про него не помнила. Папорова, я всё пишу, что ты думаешь? Говори-говори, я быстро печатаю.
Папоровой нечего сказать. Она бросила этого хрена, летом завела аниматора – работала в Турции не самым последним человеком развивающегося туристического агентства, выучила турецкий язык, простой и весёлый. Аниматора сама бросила, он изменил ей с аниматоршей, да ещё и по глупости, потом кусал её за кожаные турецкие босоножки, бился в натёртые этими босоножками раны на щиколотках, получил удар папкой с документами по глупой голове – и вплоть до октября, пока был сезон, наблюдал подъём Анастасии Григорьевны на высоты, оставаясь со своёй роскошной фигурой и брутальным лицом низовым аниматоришкой. Ха-ха-ха!
В Москве с Папоровой заигрывал руководитель направления «Ближний Восток – Малая Азия», женатый на дочери заместителя руководителя руководителей направлений. Папорова могла бы тоже дать папкой по голове. Хоть ближневосточный мужчина был красив, телом бел и белокур, но женатый мужчина – это святое, не тронь! Скажи же, Мурочка?
Папорова завета Мурочки послушалась. Страдая. Но соблазнить белокурого хотелось.
Мурочка за год не продвинулась ни на йоту. Она доктор. Она принципиальнее нас с Папоровой, умноженных на мою маму и возведённых в третью степень моральных качеств моей начальницы Зотиковой, которую в нашей бюджето-распилочной госконторе прозвали Сосвятымиупокой. Если мораль Папоровой – да, Папорова, это правда, сиди и не прыгай – подвижна и вариативна, легко поддаётся денежно-подарочному нажиму, то Мура – кремень.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу