Александр Проханов - Убийство городов

За столик Кольчугина один за другим подсели художник Узоров, политолог Лар, журналист Флагов, историк Муравин, все именитые, отмеченные заслугами, умеренные патриоты. Забыли то время, когда шарахались от Кольчугина, чураясь его оппозиционных воззрений. Они принесли с собой румяное мясо, зелень, рюмки с вином и водкой.

– Потесним Дмитрия Федоровича в его гордом одиночестве. – Политолог Лар угощал Кольчугина шашлыком, простодушный, курносый, похожий на дворового мопса. И только глазки, умные и пронзительные, буравили Кольчугина.

– Прекрасная ваша статья о русском языке, Дмитрий Федорович. – Художник Узоров, в рубашке с бантом, длинноволосый и смуглолицый, поднял в честь Кольчугина бокал с вином. – Вы сказали, что русский язык – это тот, на котором каждый прочтет на камне свое имя, дату своего рождения и смерти. Прямо мурашки побежали!

– Рано еще писать имя на камне, Дмитрий Федорович, – бодро заметил журналист Флагов. – Хочу прочесть ваше имя на обложке новой книги. Над чем сейчас работаете?

– Романы Дмитрия Федоровича – это хроника новейшей истории. Должно быть, уже начали роман о событиях в Донбассе? – Историк Муравин, с полным, сдобным лицом, позволил себе легкую иронию. Хотя был автором хвалебной рецензии, в которой разбирал роман Кольчугина о чеченской войне.

– Черт знает, что творится в Донбассе. – Художник Узоров обежал всех взглядом, желая убедиться, что находится в кругу друзей, разделяющих его недоумение. – Русского Ивана бьют, лупят по башке. Бомбят почем зря эти укры чертовы – откуда только взялись? А мы сопли вытираем. Пальчиком грозим. Плохие мальчики, перестаньте! Был бы Сталин, в два часа танки до Киева! А то и до Львова! А то и до Варшавы! Сколько можно русским плевки терпеть? Ввести войска!

– Рассуждаете пылко, эмоционально. Как и следует живописцу. – Политолог Лар снисходительно, хотя и с симпатией, возразил Узорову. – А ядерную войну не хотите в ответ на танки? С Америкой воевать готовы, которая в тысячу раз нас сильнее? От ваших картин одни угольки останутся. – Лар направил на Узорова сведенные к переносице глаза, нацелил заостренный нос. Был похож на дятла, который выбирает на дереве место, куда вонзит серию долбящих ударов.

– Не надо пугать атомной бомбой. Ядерную кнопку никто не нажмет, ни они, ни мы, – раздраженно возразил историк Муравин, колыхнув двойным подбородком. – Хуже другое. Каждый убитый в Донбассе русский гасит солнце Крыма, которое взошло над Россией. Гасит солнце Президента. Как бы ни пошатнулась его популярность. Общественное мнение, знаете ли, ветрено, вероломно. Сегодня его называют Великим Русским, повенчавшим Крым с Россией. А завтра начнут шептать, что он предал русских. – Последние слова Муравин произнес шепотом, вжав голову в плечи, опасливо оглядываясь на проходящих гостей. – Но ведь мы-то с вами так не считаем. Мы-то понимаем мотивы Президента. – Тем же пугливым взглядом Муравин обвел собеседников, поспешив запить неосторожные слова французским вином.

– Мотивы одни, господа. – Лицо журналиста Флагова, когда-то красивое и порочное, блиставшее на телеэкранах, теперь испитое и тусклое, напоминало мертвенную осеннюю луну. – Если мы, вслед за Крымом, присоединим еще и Донбасс, наша экономика лопнет, как гнилой баллон. Мы не потянем, пупок разорвется. Не сможем кормить миллионы оголодавших безработных шахтеров, которые, чуть что, начинают стучать касками. А ведь теперь у ополченцев не отбойные молотки, а «калашниковы». Их больше не загонишь в шахты, они выставят блокпосты на Арбате. Правильно я говорю, Дмитрий Федорович? – Он воззрился на Кольчугина, и на его выцветшем лице, словно его потерли бархоткой, проступили черты порока.

– Если мы допустим, что их убьют, то их кровь будет на нас, – глухо ответил Кольчугин, чувствуя, как боль тонкими струйками течет от сердца в другие части тела. Так по небу струятся волокна близкой грозы, невидимой за лесами.

Он смотрел на балдахин, под которым тянулся накрытый стол. За этим столом должен был появиться Президент с соратниками из ближнего круга. Произнесет праздничную речь, и станет понятен смысл многомесячной пытки. Почему Россия допускает убийство городов, гибель отчаянных ополченцев, взывающих о помощи. Но помощи нет, а есть ликованье врагов, ханжеский лепет политиков и нестерпимая мука народа. Президент откроет смысл операции, вдохнет надежду, развеет тягостные подозрения.

Так думал Кольчугин, связавший с Президентом свои надежды, свою репутацию и доброе имя.