– Мудрые слова.
Близился полдень, и жара стала нестерпимой.
– Пойдем, Лупошка, пока мы не испеклись, – предложил Борис.
– Да, нам стоит поискать прохладу, – согласился Лупо.
Вернувшись во дворец антиохийского князя, они погуляли по огромному, тенистому саду. Затем Лупо прилег под пальмой.
– Если мессир Конрад не возражает, я немного вздремну, – пробормотал он и тут же захрапел.
Борис побродил еще немного, стараясь держаться самых глухих уголков сада. Дойдя до ручья с маленьким рукотворным водопадом, из прозрачных струй которого образовывалось озерцо, он напился холодной воды и зевнул.
«Кажись, и я не прочь поспать».
Борис растянулся под густым платаном и задремал. Ему уже привиделся родной Киев, как вдруг этот замечательный сон был прерван.
– Имуществом купца Хасана мы покрыли бы все наши расходы, – громко сказал кто-то.
Борис посмотрел туда, откуда послышался голос. Возле водопада сидел на большом камне князь Раймунд, а перед ним стоял тщедушный магометанин в изрядно поношенной одежде и изодранных башмаках.
– Что теперь говорить об этом? – воскликнул антиохийский князь. – И надо было этому рыцарю Конраду вмешаться!
– Конрад? – заинтересовался магометанин. – Не его ли ты хотел послать к Старцу Горы?
– Да, Али, его! – подтвердил Раймунд. – Но теперь он меня так разозлил, что я не желаю иметь с ним дел.
Магометанин снисходительно улыбнулся.
– О, Аллах! Стоит ли сердиться по пустякам? Не получилось у нас с Хасаном, получиться с другим богатым купцом. А Конрад ваш полез туда, куда не надо, вовсе не затем, чтобы тебе досадить. Он просто ничего не знал о нашем замысле.
– Пожалуй, ты прав, – нехотя согласился Раймунд. – Я, наверное, все же потолкую с этим рыцарем Конрадом. Только удастся ли его уговорить? Все-таки он принц крови, изгнанный, правда, из владений своего покойного отца.
– Тем более он нуждается в средствах, – убежденно сказал Али.
Борис рассердился:
«По-твоему, поганый, раз я гол, как сокол, меня, значит, и купить можно?»
– Господь с ним, с этим рыцарем Конрадом, – сказал антиохийский князь – Меня сейчас больше занимает мой кузен, король Людовик.
– Ты убедил его напасть на Алеппо, – осведомился Али.
– Почти убедил. Он, правда, еще сомневается, но я сумею рассеять его сомнения.
– Хватит ли у вас сил для взятия города? – спросил Али.
– Хватит, – с уверенностью ответил Раймунд.
– А вдруг король франков все-таки не согласиться?
Антиохийский князь усмехнулся:
– А я свою племянницу, королеву, призову к себе на помощь. Она-то сумеет сломить упрямство короля.
У Бориса затекло тело, однако он боялся даже пошевелиться.
«Господи Иисусе! Не приметили бы они меня! Скорее бы они сговорились».
Словно услышав его, Али коротко попрощался и юркнул в заросли кустов. Сразу же ушел и князь. Оставшись в одиночестве, Борис выбрался из-под платана. Он чувствовал себя оскорбленным.
«Не буду я посыльным антиохийского князя, хоть обсыпь он меня золотом. Тем паче не поеду в гнездо поганых ассасинов».
Борис отправился разыскивать Лупо и нашел его там же, где оставил – храпящим под пальмой. От толчка в плечо шут проснулся.
– Ты можешь принести сюда мои вещи? – спросил Борис.
– Могу – ответил Лупо без малейшего удивления.
Он убежал и вернулся через полчаса с мешком на плече и мечом в руке.
– Вот вещи мессира Конрада.
– У тебя не спрашивали, куда ты все это тащишь?
– Меня никто не видел.
Повесив на бок меч, Борис сказал:
– Передашь князю, что я теперь здоров и не хочу его более стеснять. А за заботу обо мне ему огромная благодарность.
Лупо кивнул.
– Хорошо, передам. А куда мессир Конрад уходит?
– Честно, говоря сам не знаю, – ответил Борис. – Но мне нельзя здесь оставаться.
Он вполголоса рассказал о подслушанном им разговоре, заключив:
– Похоже, князю не впервой занимается разбоем.
– Да, Раймунд Пуатье не разборчив в средствах, – согласился шут.
– И не любит, когда ему мешают.
– И это верно. Мессиру Конраду действительно лучше убраться из дворца.
– Но где мне нынче ночевать? Поесть тоже не мешало бы: у меня с утра во рту крошки не было.
Лупо широко ухмыльнулся:
– Ну, с ночлегом и едой я помогу мессиру. В Антиохии живет одна вдова-гречанка по имени Каллисфения, и пусть я буду петь канцоны нашей королеве, если эта милая вдовушка не пустит к себе на постой благородного рыцаря, знающего ее родной язык.
Читать дальше