Я с трудом нахожу силы, чтобы переступить через ноги, покрытые струпьями – достоевщина в чистом виде.
На втором этаже тоже «спектакль»: бомж толкнул спящего соседа, и тот щедро рассыпается бранью. Просыпаются остальные дворняги, образуя лагерь болельщиков и судей. Первые – оскорбленные – провоцируют, вторые уверенно угрожают. Только с появлением колченогого – высокого, крупного, одетого лучше основной массы бездомных – они замолкают, расползаясь, как тараканы при резко включенном свете. С первого взгляда понятно: явился главнейший.
Эд забрал меня часа через три.
– Думала, не приду?
– Думала. Где ты был?
– На Черной речке.
– Что?
– Не знаешь, где Пушкин стрелялся?
– Знаю.
– Хочешь, туда съездим?
– Нет.
– А чего хочешь? В Эрмитаж? Зимний? На Васильевский, может?
– Домой.
– Как скажешь.
Мы прошли мимо остановки трамвая. С перекошенных балконов свисали огромные сосульки, готовые рухнуть в любой момент вниз.
– Смотри, – я ткнула пальцем в лежащего на скамейке бомжа.
– Что? – не понял меня Эд.
Бомж смотрел в небо и замерзал. Наверное, ночью он видел те же звезды, на которые смотрела и я из окна Эдикиной машины…
У Эда не было постоянной подруги. Я поняла это, впервые очутившись у него дома. Были на крайний случай. Дом выдает – с евроремонтом ли, с видеотехникой, вычищенный до блеска – у мужчин, долго живущих без женщины, он будто выхолощен.
Мы сели в машину.
После этой поездки я рассказала об Эде Полине.
– Уголовник? – Полина долго молчала в трубку.
Чтобы избежать недоразумений, я настояла позвать в гости подругу. Эдик не пощадил ее самолюбия.
– Думаешь, Москве тебя не хватает? – спокойно спрашивал он у Поли. – Сколько стоит честный актерский труд выпускников киевских вузов?
Особенно его интересовало, почему Украина думает, что она – мать городов русских.
Полина ушла через час, сообщив, что ей срочно нужно к ребенку.
– С кем ты живешь? Он же урод! – выслушивала я ее вопли. – Знаешь, что мне Эдик твой предложил, пока ты в комнате фильм искала? – Полина свирепела с каждой фразой все больше. – Замуж предложил! Ребенка захотел от меня!
Я не сомневалась, что Полина не сочиняет. Лица для Эдика не имели значения. Была четкая схема жизни, в которую, как в капкан, угождали те, кто больше всего совпадал с ее трафаретом.
– Ксения! Что ты молчишь? Я надеюсь, ты сегодня же дашь ему от ворот поворот?
Полина была пуглива не только в силу характера. До переезда в Москву прежний супруг хотел отнять у нее Богдана. Он оплатил поимку жены с сыном. Полине месяц приходилось скрываться у подруг и родителей. Сначала желание ехать в Москву совпало с борьбой за Богдана, а потом превратилось в бегство. Полина поняла: только за пределами государства сможет сберечь для себя сына. В Москве преследование прекратилось, но пережитый стресс заметно повлиял на подвижную психику – теперь Полина всегда озирается и во всем видит опасность.
– Посмотрим, – я не смогла сказать, что уже влюблена в Эда.
– Подружка, ты деградируешь, – Полина бросила трубку.
Киев встречал ремонтом вокзала, я с трудом нашла выход. С рекламных щитов улыбались пышногрудые молодички в национальных венках и костюмах. Пришедший поезд метро – весь, как этикетка украинской водки «Первак», – красный, в огурчиках.
Я решила поехать через метро «Дружба народов», а там – на автобус – и дома. Я долго избегала этого маршрута, он напоминал мне о причинах, которые заставили меня уехать из Киева. Вот и ранее ненавистная остановка. Справа от нее Выдубицкий монастырь.
Дома – праздник: пахнет жареным мясом, на подоконнике стоит торт. Мама режет овощи на салат, а отец стремительно перемещается от кухни до гостиной, от гостиной до кухни, то забывая взять нужную тарелку, то пытаясь отнести еще не готовое к подаче блюдо.
Папа не умеет ждать, а от желания сделать все побыстрее создает вокруг себя суету. В такие моменты важно его чем-то занять, и мама поручает отцу купить хлеб. Папа собирается в магазин неохотно, но быстро и по-деловому. Сталкиваюсь с ним в прихожей и, обнимая, вижу через открытую дверь гостиной, как скатерть с правой стороны стола дала крен и, выгнувшись, топорщится на углу. Значит, первым поручением мамы была сервировка стола. Я улыбаюсь и с пониманием хлопаю отца по плечу.
– Что тебя в Москве держит? – возвращается мама к вечному разговору. – Только деньги за квартиру выбрасываешь.
Вот уже семь лет я не знаю, как ответить ей на этот вопрос.
Читать дальше