Вестник был святым человеком, человеком, посланным к племени самим богом. Его надлежало накормить, ибо он не был охотником, напоить и обиходить, как отца или матерь свою. Ведь на нем – бог. Куда может быть проще? То, что защищает, должно быть рядом. То, что защищает, – это бог. Ранее племя защищала тонкая река – она поила племя. Но река ушла, оставив лишь песчаник и редкие останки рыбешек, которых не хватит и ребенку. Настала пора искать нового бога. Племя ушло, и леса приняли его – огромный, не занятый никем дуб открыл свою черную попахивавшую гарью пасть.
Теперь богом был дуб. Что может быть проще? Если дуб защищает – значит дуб это бог. Значит племя, сократившееся до шести человек и спасенное богом, будет племенем дуба. А чтобы бог защищал, он должен быть рядом. Значит, дуб должен быть всегда рядом. Лучше всего – на шее, в виде тонкого прутика.
И вестник был допущен – на нем был дуб, а значит, он часть племени и безопасен. Пусть говорит, племя два снега ждало новостей. Редко стали появляться вестники, и праздником был день, когда проходили они по племенной земле.
– Странные времена наступили под небом, которое ветвями своими поддерживает дуб, – начал вестник, который прекрасно знал, как начать. Его странствия и вести, как добрые, так и недобрые, служили ему кровом и сытной пищей, и потому многие боги положили на него свою длань. На высушенных жилах большерогих оленей висели клыки животных, кусочки темного дерева, мелкие камни с великих берегов, куски шкур и столько всякой всячины, что вестник мог не бояться – что-нибудь из его вонючего пестрого арсенала обязательно совпадет с тем, что племя почитает как защитника. Вестник будет сыт.
– Слышали ли вы когда-нибудь о великом племени атлов, что живут на великой воде? Великом племени, таком, что не хватит деревьев в этом лесу сосчитать, сколько мужей приносят добычу свою на очаг? Лишь листьев на великом дубе больше, чем мужей в этом племени…
Племя одобрительно загудело и закивало головами.
– Слышал я много снегов назад, – сказал, тряхнув головой, старший охотник, – что на дубе большом, в коем мужи помещались, приплыли многие с того племени на берег великий, куда бежать много лун, да остались, смешавшись среди племен и позабыв племя родное…
Теперь племя загудело неодобрительно. Оставить своего бога было глупо. Оставивший бога умирал плохой смертью.
– Так слушайте, дети великого дуба… Племя то, жившее на земле среди большой воды, ушло в большую воду. Много дней ворчала большая вода, плевалась огнем, гневалась на мужей и женщин их, много скал сошли с вековых земель, много рек повернулись вспять – и поглотила большая вода мужей неверных, и не стало на большой воде более ничего, кроме большой воды. Вот что я видел.
Племя загудело. Нельзя оставлять богов в стороне. Бог – это защита и тепло. Бог это жизнь.
– И запомните, и передайте первым внукам своим, и десятым внукам своим, дабы не покидали они божества своего, дабы жили в лоне его да защищали кровью своею, как и великий дуб защищает детей своих под сенью своею. Да будут прокляты вовеки большие атлы, и никто не пригласит их разделить тень под большим дубом, ибо как оставили они своего бога, так же поступят и с домом вашим.
Племя опять одобрительно загудело. Племя запомнило слова вестника. Его слова – это слова человека, который видел чудо. Старший, кряхтя, встал, покопался в земле недалеко от входа, выкопал оттуда опутанный корневищами сосуд, выдолбленный из корня дуба, и подал вестнику.
– Возьми молока лесной волчицы, странник, и когда дороги твои приведут тебя обратно, пусть приведут они тебя к расщелине святого дерева, где дочери мои умоют тебе ноги, а сыновья выслушают вести с большой воды.
Вестник встал, принял сосуд и зашагал прочь.
Колосок, глубоко задумавшись, сидел на корточках и смотрел на странный вьющийся росток. Размером тот был еще до колена, светло-коричневый эфемерный стебелек тянулся к солнцу ладошками трех маленьких листиков, трепетал на ветру, беззащитный и невооруженный.
Колосок привстал, заметив навязчивый дискомфорт. Крупный изумруд на носке его сыромятного сапога так надавил царскому сыну на колено, что красный отпечаток чуть ли не пульсировал на белой коже.
– Мантикора… – сказал себе Колосок утвердительно, – ты прижилась.
Он много сил потратил на то, чтобы на Великом Острове было дерево, не виданное ни в диких землях, ни у силариев, ни даже у сахарно-милых капи. Когда два года назад прибыла в Атлантиду миссия капи на их напыщенных суденышках класса Кариатида с двумя судами эскорта, привезли капи в знак прошения о защите красное золото, которое было никому не нужно, кроме них самих, привезли диковинного удава в шестьдесят локтей, который тоже был никому не нужен, и привезли маленькие деревья в кадках. Словно баобабы, да только крошки – в локоть вышиной.
Читать дальше