– Постой, постой, – вновь не стерпел Саша, – пройдёт несколько лет, и эти трудные «неблагородные» профессии в том смысле, в котором мы их себе представляем, отомрут, исчезнут. Ведь исчезла же профессия землекопа с появлением бульдозеров и экскаваторов. У грузчиков и дворников тоже появилось немало машин-помощников. И ещё: недавно я смотрел программу «Время», рассказывали о лучшем дворнике Киева, делегате 19 съезда ВЛКСМ. Это уже кое о чём значит! А в будущем тяжёлый ручной труд вообще исчезнет.
– Так-то в будущем, – скептически произнес Борис.
Саша нахмурился, но ничего не мог сказать в ответ и замолчал.
Настало то время суток, когда на землю опустились сумерки, всё вокруг теряло свои очертания, сливалось, становилось неясным. Вечер зажег крохотные огоньки в окнах домов, кое-где горели маленькие, но яркие светлячки уличных фонарей.
На набережной ребятам стали встречаться гулящие влюблённые. Когда одна такая обнявшаяся парочка прошла около них, Одинцов, лукаво улыбнувшись, спросил друга:
– А как у тебя с Танькой? Всё ругаетесь?
Боря огорченно наморщил лоб.
– Да так, что лучше и не вспоминать, – с досадой махнул он рукой.
Саша вопросительно смотрел на Головина.
– Что так?
– Поссорились мы, – коротко объяснил Борис.
– Ну, что там у вас, выкладывай, – потребовал Саша. – Может быть, вам помочь чем-нибудь?
– Ничем тут не поможешь. А говорить-то и нечего. Таньку не поймешь – то говори, то молчи, то приходи, то уходи. В-общем, мы окончательно разругались, и я ушёл от неё. Как говорится в песне, «и разошлись как в море корабли».
– О, загадочная женская душа! – рассмеялся Саша. – Любишь, так терпи.
Боря вспыхнул:
– Да кому нужна такая любовь?!
Одинцов ничего не ответил, он задумчиво смотрел на светлые блики, пробегающие но мрачным водам озера.
Борис вгляделся в лицо другу – не смеется ли? – и продолжил, тяжело ворочая словами:
– Это может, раньше так было – Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Дездемона… Нет, в наше время настоящей любви нет, – горько заключил он.
– Нет, – горячо возразил Саша, – совершенно с тобой не согласен. Ты не прав.
– Может быть, и есть счастливые пары, – спокойно согласился Борис, – может быть, и есть. Одна на тысячу или на десять тысяч несчастливых. Слышал о данных статистики? – каждая третья семья разводится. А сколько ещё несчастных семей живёт на грани развода? Многие же просто привыкают друг к другу, считая, что так и должно быть.
– Не жениться ли ты собрался? – Одинцов на вид был невозмутим, но глаза его смеялись:
– А что, хорошая идея. Татьяна составила бы тебе неплохую партию. Немного рановато для тебя, но ведь восемнадцать тебе исполнилось? По закону вполне имеешь право.
Головин не принял шутки.
– Эх, только растравил память… Таня, Таня, Танечка, – повторил он, а когда Саша положил руку на его плечо, добавил с тоскою в голосе:
– Выпить бы.
Одинцов шутя ударил его в грудь, вскочил на парапет, громко продекламировал, выставив праву» ногу и отчаянно жестикулируя рукой:
– Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Боря встрепенулся.
– У меня же есть кое-что… Кружки не обещаю, но…
Он снял с плеча сумочку, достал из неё небольшую фигурную бутылку вина с яркой этикеткой.
– О! – с усмешкой произнес Одинцов – он знал о пристрастии Бори к различным сортам вина. В коллекции Головина было уже несколько десятков сортов.
Боря провёл рукой по бутылке с какой-то странной нежностью, глаза его заблестели.
Саша молчал,
– Будешь пить? – предложил Борис.
– Нет, – категорически отказался Саша и в упор посмотрел на друга, – и тебе не советую, не доведет это тебя до добра. Пора кончать, слышишь?
– Пить будешь? – глухо повторил Борис.
– Нет! – твёрдо отказался Саша.
– Тогда… тогда и я не буду, – озорная улыбка скользнула по лицу Бориса, и эта улыбка рассеяла неловкость, возникшую, было, между друзьями.
До позднего вечера они бродили по опустошим улицам. Вспоминали свои школьные годы, детские шалости: первые открытия, радости и огорчения.
– Помнишь, – захлебываясь, смеялся Боря, – мы увлеклись с тобой морской романтикой? Кругосветные путешествия, паруса, клад пиратов. А как-то так долго засиделись над книжкой о морских узлах, что даже опоздали в школу,
– Помню, – подхватывал Одинцов. – Прибежали в школу, а там уже минут десять идут уроки. А у нас алгебра. Страху-то! Анна Николаевна спрашивает нас, глядя сердитыми глазами поверх очков: «Почему опоздали?»
Читать дальше