Марина Горина - Уфринские хроники черной вороны

Господи, вот оно счастье – в кармане случайная пара сотен (я ничего не взял с собой, даже сотовый). Две бутылки водки (дешевой) и хлеб. Мне плохо до такой степени, что уже не страшно, что будет дальше. Что бы не было – я так устал, я так устал!

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Спать на скамейке в сквере невозможно. Ночью сорвал замок с подвала нашего дома и спал на теплых трубах. Вернее, пытался спать. Во-первых, я понимал, что надо будет уйти рано утром. Во-вторых, странная мысль преследовала меня: какая привязь держит именно возле дома? Я привязан, я не свободен? Почему опять и опять возвращаюсь мыслями туда, ведь там было тесно? Ухожу из теплого подвала затемно. Денег нет, медленно иду утренними улицами до вокзала. Утро, какое утро! Мне, почему-то, вдруг, становится так легко! Если бы еще не хотелось жрать.

Можно пойти к друзьям, знакомым. Но я знаю, что будет: будут разговоры, практически те же, что с Ней. Но пожрать и отдохнуть надо.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Я понял, что вливаться в вокзальную мафию бомжей я не хочу и не буду. Они, не знаю как, но как-то вычислили меня. Накормили и напоили, объяснили, ПО КАКИМ ПРАВИЛАМ надо будет жить, и ЧТО надо будет делать. Рамки у них еще жестче, чем в моей бывшей жизни. Ловлю себя на слове «бывшей». За три дня – бывшая?

ДЕНЬ СОРОК ВОСЬМОЙ

Месяц живу у тетеньки. Она утром оставляет мне 50 рублей на сигареты. Вечером приносит пельмени и дешевые котлеты. Мы все это запиваем пивом, потом я ее сплю. Утром она уходит на работу, а я брожу целыми днями по городу. Ищу место. Тетенька прозрачно намекает, что договорилась на счет хорошей работы для меня. Не то шпалоукладчиком, не то гайкосортировщиком.

Я опять начал писать. Компьютера нет, я пишу в общей тетради.

ДЕНЬ ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТОЙ.

В моих бесконечных скитаниях нашел бойлерную. Пару раз переночевал там, нормальные мужики попались. Тетенька начала скулить, потом злобно тявкать, намекая, что я тунеядец. Это я то? Я каждую ночь честно отрабатывал ее пельмени с пивом.

Вчера, когда она ушла на работу, взял полотенце, подушку и плед. Еще – пару ложек, железную миску, зубную пасту. У меня уже был какой-то опыт, я знал, что мне надо. Взял самую лучшую сумку и сложил в нее добро. Нет, я не воровал. Я взял именно то, что мне было необходимо. Мне это было надо, и я взял.

Бойлерная всем хороша, но только рано утром оттуда надо уходить. Скорее бы тепло. Уйду на пляж. Понял! Эти два месяца пытаюсь жить по принципу: свободнее, еще свободнее, совсем свободный!

ДЕВЯНОСТЫЙ ДЕНЬ

Первая весна в моей жизни? По силе и остроте ощущений – да, первая! Влажный, теплый воздух. Дождь, первый весенний дождь. Пахнет асфальтом и крышами. Надо стать бомжом, чтобы узнать, что крыши весной пахнут. Вчера встретил знакомого. Оказывается, меня ВСЕ ищут. Она тоже. Если бы я пытался спрятаться, не вышло бы лучше. Мы пошли к нему домой, (семья куда-то уехала на пару дней). Ванная. Две курсовых работы, сутки времени, комп. Урвал свои тысячи и ушел в запой. Пил со слесарями в моем убежище, продолжил в парке с какими-то мужиками, потом к нам присоединились студенты.

У парней ноутбуки. Хорошая штука USB. Кое-что показал ребяткам, как можно сшибить деньгу на бирже контента. Пацаны смотрят, открыв рот. Весна, сессия. Хожу в интернет кафе, просиживаю по 7—8 часов, пишу студиосам за деньги. Они меня передают из рук в руки. Надоело. Купил очень дешевую легкую куртку, джинсы и кроссовки. ОНА любила дорогие вещи. Тонкие кашемировые свитера от Zilli.

У меня взаимная нелюбовь. Я не люблю людей, люди не любят меня. Вчера мои студенты приперли ноутбук в бойлерную ночью. Я пил весь день, работать не то чтобы не хотел – не мог. Ребята сбегали за кофе, таблетками, вставили спички в глаза и заставили писать семь (!) рефератов. За срочность – двойной тариф. Мои слесарюги теперь смотрят на меня волком: они чувствуют себя обманутыми. На их взгляд, я получил деньги (их месячную зарплату) ни за что. Это – классовая вражда? Странно, пока я сдавал бутылки на буханку хлеба и чекушку – они кормили меня вареной картошкой, домашними котлетами и солеными огурцами, СОЧУСТВОВАЛИ. Сейчас злобно затаились. Отсюда надо уходить.

СТО ДВАДЦАТЫЙ ДЕНЬ

Прожил почти месяц с очаровательной нимфоманкой. Ей тоже сделал пару рефератов. Она привела меня к себе. То, что сейчас называют студией: огромная комната с большим окном, одновременно прихожая, кухня и спальня. У девицы светло-серые, почти серебристые глаза с бирюзовым отливом. Угольно-черные ресницы и вишневые губы. Прямые, каштановые волосы. Фигура Софи Лорен. Скачки верхом на мне она методично чередовала с какими-то немыслимыми вывертами. Из камасутры, что ли? Я не кончал, долго – был полупьян. Кажется, и не кончил. Дева напрыгалась и пошла в ванную.