Максим - РЕГИСТР

Итак, все расселись на своих местах, приготовились внимать предстоящему концерту, свет под потолком, изрисованным золотистой краской погас, как солнце в осеннем лесу, смолкли звуки, шепот, покашливание. Все зрители расселись, предвкушая премьеру. Луч прожектора вычертил круг на середине сцены, куда словно бы из ниоткуда вышел конферансье, что объявить

– Был ли Саня моим другом? Да, мы учились с ним в одной школе, но плотно не общались, он на два года был старше. Два года разницы тогда были не тем же самым, что являет собой сейчас возрастные различия учащихся школ, колледжей, гимназий, училищ и прочих средних и средне-специальных учреждений. Мы общались, но опять повторюсь, не плотно, так, вскользь. Он играл в школьном ансамбле, «Пугачёв», а я только мог мечтать о таком положении, хотя уже в свои пятнадцать был неплохим гитаристом. Через «Пугачёв» прошли многие музыканты нашего города – Макс, Сашок, Гиря, я, спустя год, Левка. Но Саня Совин был особенным. Во-первых, я впервые увидел двенадцатиструнную гитару именно у него, на выпускном, его выпускном, когда меня уже впустили в состав «ВИА Пугачёв», как тогда именовался школьный ансамбль. Не знаю, откуда он взял струны для своей балалайки, что делали на нашем развесёлом заводе, но звучали они не хуже чем у Клэптона. Андрей, не Логинов, Журавский, он почти на четыре года младше Совы был, и на два года младше меня, тоже крутился весь вечер возле старших. Именно тогда, незадолго до концерта, впервые притащил Жура в нашу подсобку, обиталище школьных радиолюбителей и любителей западной музыки, запись, отвратную, на костях, самого Джимми Рида, и надо сказать, Саня, послушав пласт один раз, запомнил все ноты, и выдал запись целиком на прощальном концерте. К сожалению, мало кто мог воспринять все его старания, из-за низкого качества колонок и общего шума.

Я потом провожал его до дома, за нами увязался Андрей, они в одном доме жили. До этого, надо заметить, я никогда не бывал ни у одного из них. А тут, или от нахлынувшей сентиментальности, или от общей теплоты, любви ко всему живому, увеличенной бутылкой портвейна, Саня пригласил нас к себе. Жили они, Совины, в трёхкомнатной квартире, большой, просто огромной мне тогда показалось. Я-то жил в двухэтажном бараке на Маркса, его уже снесли, в двух комнатах пять человек. Отец, мать, я, сестра и бабка. Сова жил по-царски! У них ещё балкон был, а также не знаю уж как, но родитель его сумел хитро огородить часть площадки, они на пятом этаже жили, и получилась отдельная прихожка. Саня жил на балконе, его утеплили, и даже зимой можно было нормально жить. Родителей дома не было, сестра уже спала, как он нам тихо сообщил. Потому мы пробрались на кухню, сняв обувь в прихожей. Там Саня достал бутылку Кокура, отцовский, наверное, и поставил три гранёных стакана. Встав во весь свой рост, а он и тогда был высоким, нескладным, с торчащими длинными патлами под битлов. Стоит он перед нами, сопляками, держит стакан в руке, с налитым отцовским Кокуром и торжественно так молвит.

– Выпьем, други, за то, что наше братство привело нас к общей цели! – Он немного напыщенно продолжал, но если честно я дальше не очень запомнил его речь. Пьян был и устал. Андрей потом что-то пытался записать, он сейчас говорит, Саня впервые на людях свои стихи читать тогда попытался. Печатать-то его уже печатали, и в Костре, и в Зорьке, и даже наш толстый местный журнал, Чусовой, напечатал как-то его странноватую поэму-фантазию, на тему человек и архитектура. Он с седьмого класса решил стать архитектором, как родители Боба. С Бобом его свела школьная учительница алгебры, тётка Боба. Но поскольку он тоже был пьян, ничего от той ночи почти и не сохранилось. Вот разве что этот отрывок.

Он потом это использует в своей немного пугающей оратории «Каменщик», спустя почти десять лет, конечно, более развёрнуто и глубже, но вот эта часть сохранилась без изменений. Во второй части нашего заседания, после цитирования стихов, мы перешли к обсуждению наших общих знакомых. И в самый подходящий момент, когда кто-то заикнулся про Светку Антипову, мою одноклассницу, красавицу, она уже лет десять как померла от наркоты, в квартиру вошли родители Совы.

Я по обычаю приготовился делать лыжи, как и Андрей, но родаки у Совы были люди понимающие. Отец только вздохнул, когда увидел, что мы его бутыль выпили, и спросил.