Балет асфальтовых катков
Невыдуманные истории
Елена Блюмина
Моим маме и папе – лучшим родителям на свете
Иллюстратор Елена Блюмина
© Елена Блюмина, 2017
© Елена Блюмина, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-8296-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Как причудливо тасуется колода!»
Вместо пролога
Дак ведь я – дитя природы,
Пусть дурное, но – дитя!
Леонид Филатов, Про Федота-стрельца, удалого молодца
А я вот дитя революции. Да. Ибо, не случись в 20 веке этого грандиозного социального катаклизма, шансы мои появиться на свет, мягко говоря, были бы ничтожны. Ну, то есть, конечно, чему быть, того не миновать, – и душенька моя беспокойная уж нашла бы, в кого вселиться, но только это была бы, как говорится, совсем другая история и, скорее всего, другая география. Российская империя и обычаи ее населения оставляли слишком мало шансов для смешения тех генов, что так дружненько уживаются во мне в текущем воплощении. Сейчас объясню.
Обе мои прабабушки по материнской линии, Остроумова и Луговская, родились и выросли в селе Катунки Балахнинского уезда Нижегородской губернии. Да только Таисия Остроумова происходила из очень и очень зажиточной семьи и, пока ее муж, прадед мой Петр Фульвианович, не слишком удачно на театре военных действий выступал (был ранен да попал в австрийский плен), завела строчевышивальную мастерскую, в которой трудилось несколько местных мастериц. Году эдак в 1915 выглядела Таисия Павловна вполне светски.
1915 год.
Прабабушка Таисия Остроумова с детьми. Ближняя к ней девочка – бабушка моя Анна Петровна.
Прабабушка же Анна Луговская примерно в это же время одевалась совсем по-другому, и не случайно. Эта семья была отнюдь не богата, но самое главное – были Луговские старообрядцами.
1909 или 10 год
Прабабушка Анна Луговская с детьми. Крайний слева – мой дед Константин Александрович Луговской.
Получается, что семьи будущих маминых родителей хоть и жили в одном селе, да каждая в своей социальной и конфессиональной нише. А это значит, что Костя Луговской ну никак не мог бы жениться на Анечке Остроумовой: у староверов с этим строго, даже и сейчас. Но в 1917 году случилось то, что случилось, и Костя с братом Иваном оказались в числе первых комсомольцев и, соответственно, атеистов села и родительского благословения на брак уже не спрашивали. Так что в 1927 дед Константин благополучно женился на бабушке Анне, и дочь свою они назвали уж точно не по святцам – Изольдой.
А Таисия Остроумова лавочку прикрыла, зашила накопленные золотые червонцы в подол юбки, с которой потом до конца дней своих не расставалась, а запас уже готовых изделий замуровала в стену своего двухэтажного дома, на первом этаже которого мастерская и располагалась. В начале 1970-х часть Катунок подпала под затопление в связи со строительством на Волге очередной ГЭС. Дом, в котором к тому времени жила семья ее старшего сына, стали разбирать, и «клад» этот нашли: полуистлевшие скатерти и наволочки. Выбросили все, конечно. Понятное дело, в матримониальные планы своих пятерых детей ни Таисия, ни вернувшийся из австрийского плена Петр тоже не вмешивалась: не те времена были, чтобы дети родителей слушались. И там уж – кто во что горазд.
Но ведь и внучка ее, Изольда Луговская, никогда бы не стала Блюминой, не будь отменена черта оседлости 1 1 Черта осёдлости – в Российской империи с 1791 по 1917 год – граница территории, за пределами которой запрещалось постоянное жительство иудеям и цыганам.
и не завладей умами и сердцами идея всеобщего братства. Во-первых, моя мама просто не встретилась бы с моим папой, чьи родители не смогли бы переехать из Гомеля в Нижний Новгород, а во-вторых, прадед Моисей Гуревич, отцов дед, хоть и состоял на казенной службе (оценщиком леса трудился), и детей своих в гомельскую гимназию посылал, а все ж таки был прежде всего правоверным иудеем. Отношения с народом-богоносцем имел сложные. Его самого, а особенно жену Ривку, которая была знахаркой и весьма успешно лечила всякую животину, крестьяне местные очень уважали. Как рассказывала бабушка моя, Рахиль Моисеевна, накануне очередного еврейского погрома приходил к ее отцу деревенский староста и говорил примерно следующее: «Ты уж, Мойше, не обижайся, но тут намедни урядник приезжал, велел опять жидов бить. Так мы ни тебя, ни детей не тронем, конечно, однако же стекла для порядка побьем. Вы уж сидите тихо, носа не высовывайте!» И слово свое держал.
Читать дальше