Елена Блюмина - Балет асфальтовых катков. Невыдуманные истории

И через пару лет добилась-таки своего – приворожила, окрутила ненаглядного «Левочку Борисыча». Вышла за него замуж, родила сына, чтобы лет через десять уехать в Москву на курсы повышения квалификации участковых врачей и не вернуться. Случился у Аллочки с московским лихим таксистом роман такой силы, что быстренько забрала она сына и развелась с мужем. Он и ахнуть не успел. Больших страстей была женщина.

Так вот и оказался Лев Борисович в 35 лет снова холостяком, но уже с разбитым сердцем и алиментами. О чем и не преминула насплетничать Изочке все та же Верка Горелова, когда случайно встретились они на дне рождения общей знакомой. Изольда в ответ только грустно усмехнулась. Сама она уже почти два года вдовела. Нервная работа, частые возлияния, без которых не обходилась практически ни одна партийная карьера – даже до «скорой» не успели Генриха донести. Обширный инфаркт. Умер прямо на носилках, которые криво-косо сносили по лестнице равнодушные санитары.

«Значит, и Лева теперь один. Ну, уж ему-то в одиночестве надолго остаться не дадут. Алименты – это не двое сирот». Подумала, но вслух не сказала. И так ясно.

Свежий холостяк тосковал по потерянному буквально в одночасье семейному благополучию недолго. Действительно, вольная жизнь давала массу преимуществ. А уж если мужчина работает в системе образования, то женское внимание ему обеспечено практически круглосуточно! Легкие романы следовали один за одним – но все это как-то не цепляло… Да и не слишком торопился Левушка расставаться со своей вновь обретенной свободой.

На новогодней вечеринке в Доме ученых Леву уговорили, как и в студенческие годы, сесть за рояль. И, как всегда в таких случаях бывало, он тут же оказался практически окружен плотным кольцом поклонниц. Насилу вырвался – все-таки хотелось и самому потанцевать – и почти нос к носу столкнулся с Изольдой.

– Ах, какая встреча!

– Сколько лет, сколько зим!

– А вы ничуть не изменились, даже еще больше похорошели! – за обычными в таких случаях фразами читалось искреннее мужское восхищение. – Разрешите вас пригласить.

Танцевали оба по-прежнему прекрасно.

– А я ведь все так же ношу высокие каблуки.

– Каблуки? Ах, да! Вот ведь глупость была – смешно вспоминать!

Протанцевали и проговорили всю ночь…

В самом начале второй школьной четверти Верка, теперь уже, конечно, Вера Семеновна, медленно брела по улице, погруженная в невеселые мысли. В одной руке – авоська с картошкой, в другой – тяжеленная сумка со стопками тетрадей. Жизнь представлялась совершенно неудавшейся и практически конченной. Страшно подумать – завтра исполняется тридцать шесть! Вот и морщинки первые уже вокруг глаз, и седину подкрашивать приходится. А как же ей не появиться – седине-то? Ни дома, ни на работе никакой радости нет. Муж – алкоголик, сын с двойки на тройку перебивается, уже хамить начал. В школе… да глаза б не глядели на эту школу! А куда деваться? Почти все ее приятельницы – кого ни возьми – так живут. Или от одиночества воют, или постылых мужей терпят. Вот неправ был Лев Толстой: «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Да у всех одно и то же! Интересно, а те семьи, которые, по мысли классика, «счастливы одинаково», вообще бывают? Их и в русской литературе-то по пальцам сосчитать можно… Видно, маловато было у «инженеров человеческих душ» перед глазами достойных примеров.

И тут навстречу – в облаке белокурых волос – Изольда. Да как похорошела, посвежела, просто не узнать! Совсем не то, что год назад, когда показалась она Верке безнадежно потухшей и какой-то вылинявшей, что ли. Глаза сияют, на щеках румянец прямо-таки девичий, походка летящая (как только она не устает на таких каблуках высоченных?) И не скажешь ни за что, что они с Веркой ровесницы.

– Как хороша – прямо хоть замуж выдавай! – пошутила в ответ на приветствие.

– А я и вышла!

– Да что ты? За кого же, если не секрет?

– Да никакого секрета: за Леву Блюмина.

Ничего не смогла сказать в ответ учитель словесности Вера Семеновна. Повернулась и пошла в другую сторону. Больше они никогда не виделись.

День защитника Отечества навсегда имеет для меня значение глубоко личное, потому что это день рождения моего деда, Бориса Наумовича Блюмина. Впрочем, родился он задолго до того, как этот день стал праздничным, страшно сказать – аж в позапрошлом веке! И родился притом явно в рубашке.