В общем, внуку Моисееву ни при каком раскладе не светило жениться на гойке, т.е. не-иудейке. Но 100 лет назад все так завертелось и сдвинулось с, казалось, незыблемых мест, перемешалось и перетасовалось, что встретились и соединились те, кому вроде бы вовсе не положено было этого делать, – и оп-ля-тру-ля-ля! – ваша покорная слуга имеет место быть.
Из скромности я остерегусь указать на тот факт, что в день моего рождения звонили в колокола и было всеобщее народное ликование. Злые языки связывали это ликование с каким-то большим праздником, совпавшим с днем моего появления на свет, но я до сих пор не понимаю, при чем здесь еще какой-то праздник?
Аркадий Аверченко, Автобиография
Каблуки
14 февраля – день рождения мамы
У Верки Гореловой не было никаких шансов. Но она упрямо продолжала писать письма с объяснениями в любви Левушке Блюмину. Пусть, пусть он ее в упор не замечает, даже и не здоровается, когда они как бы случайно сталкиваются в институтских коридорах. Он ведь так избалован женским вниманием, на него девчонки просто вешаются. Но, похоже, еще ни одна не прибрала этого красавца к рукам. Вот и подружку Веркину – сероглазую блондинку Изольду – один разок всего на танцульках в ДК УВД, куда весь Пединститут по субботам бегал, пригласил.
А уж она куда как хороша, не чета простенькой Верке! Но у Изочки и самой кавалеров полки – одним больше, одним меньше – какая ей разница! Нет, Верка не завидует, но вот обидно же, когда одной достается все: и талия осиная, и грудь высокая, и носик точеный, и голос прямо хрустальный, а другой – сплошное теловычитание и ничего примечательного. Но как сладко замирает сердце, когда на институтской вечеринке стоишь, опираясь о рояль, а Левушка, встряхивая черными кудрями и сияя бесподобной улыбкой всем окружающим его плотным кольцом поклонницам (а значит, и ей, Верке!), играет аргентинское танго! Ах, на край бы света, хоть в таинственную Аргентину, хоть к черту на рога пошла бы Верка за этими карими глазами – да кто ж ее звал?
Леве Блюмину к девичьему обожанию было не привыкать, и он им весьма активно пользовался. Имел репутацию завзятого ловеласа, но также и отличного товарища. Еврейский умный мальчик из приличной семьи, с самого раннего детства запоем читавший и игравший на всех доступных музыкальных инструментах, при случае мог и в морду обидчику дать, и поддержать компанию в уличной драке. Ибо военное детство и послевоенная юность в не самом благополучном районе – на улице Ошарской – формируют бойцовские качества и укрепляют дух и тело почище любого спортзала.
Улица название свое получила в стародавние времена, когда была окраиной Нижнего, и пошаливали на ней лихие люди – «ошаривали», грабили проезжих купчиков. И спустя двести лет, хоть и оказалась она практически в центре города, респектабельности себе не прибавила. Так что в победном 45-ом шестнадцатилетний Левушка без гирьки на веревочке – натурального кистеня – и бритвы в кармане из дому не выходил. Многие, многие бывшие приятели его пошли в черных зековских бушлатах по этапу, но удивительное дело: вышли с той улицы Ошарской и вполне приличные люди, сбросили приблатненные кепочки, выплюнули папироски, как будто приклеенные в уголке рта, и поступили в институты, стали со временем ведущими инженерами засекреченных производств и докторами наук.
Учеба в Педе Леву не особо напрягала, и он наслаждался студенческой жизнью по полной программе. Главным номером этой программы в конце 40-х были, конечно же, танцы. Денег на входной билет не всегда хватало, иногда приходилось и по пожарной лестнице в окно лазить, но уж субботний вечер в ДК УВД никак не мог обойтись без своего лучшего танцора. Вальсы, танго, фокстроты, полузапрещенная линда, прообраз позднейшего твиста, даже совсем уж старомодный пасадобль – кто же лучше Левы Блюмина с его ладно сшитой фигурой и врожденной еврейской музыкальностью смотрелся на начищенном паркете? Вот только роста немного недобрал. Хоть и перерос чуть ли не на голову мелковатых родителей, а все же не выше среднего, если не сказать хуже. И это его всерьез огорчало, так что рослых девушек просили не беспокоиться.
Вот Изольда Луговская ему очень даже нравилась: ростом не слишком высока, симпатичная и отлично умеет держать дистанцию – такая ни за кем бегать не станет. И имя необычное, как льдинка на языке, очень шло к ее голосу и холодноватой внешности, некоторый недостаток красок в которой вполне искупался правильными чертами и сердечной улыбкой.
Читать дальше