Сергей Волков - 43 сюжета для Антона Павловича. Эпистолярный материал, рассказывающий о некоторых сторонах жизни народов Советского Союза

А вчера нас допрашивали. Я все рассказала, как было. Говорят, будет суд.

Я хотела его простить. Но тебя никто не прощал, а даже наоборот. Пусть и он посидит. Вася, пиши больше о себе. Вот получу деньги и вышлю бандероль с куревом.

Пока до свидания.

К сему мама. Целуем все.

Вот и первый сюжет. Письмо. И остальные сюжеты тоже будут в письмах. Конечно, почитать подряд без передыху еще 42 письма скучно и неинтересно. Чтобы не было такого однообразия, я решил между сюжетами делать небольшие развлекательные вставки. Отвлекающая информация. Вот мы мельком взглянули в газету, или что-то услышали по радио, или, будучи на кухне, пережевывая, бросили усталый взгляд на голубой экран и немного отвлеклись. Вот такого рода вставки между сюжетами, и скажу честно, что все они взяты из наших информационных изданий. В общем, сделаны при помощи ножниц. Много интересных фактов окружает нашу жизнь. Чтобы особо не нагружать эти отвлекающие вставки, я не буду сообщать и указывать, где и когда я услышал ту или иную информацию, но ручаюсь, что все достоверно, как и первый сюжет, который только что прочли. Все верно, ничего не изменено. А то обычно авторы предупреждают, что фамилия и имена изменены, а место действия – вымышленная Зоненландия. Нет, все наше, все отечественное в этих сюжетах.

Все средства массовой информации только и заняты тем, чтобы сообщить нам архисвежее, архиинтересное, архизанимательное, архиувлекательное, архиотвлекательное, архистопроцентную правду. Таким архи… и является наш первый сюжет – письмо. К сведению читателей, только ежегодно почтальоны мира переносят в своих сумках 164 миллиарда писем. А в письмах люди не врут, будем надеяться.

Привет из Тюрино.

Здравствуй, брат!

Письмо от тебя получили, за которое большое спасибо. Сообщаю тебе лично, что Нинке суда еще не было, но скоро будет, и засудят ее, как пить дать.

Здоровье у всех ничего. Да, ты пишешь, что там у вас зима уже. В чем ты там ходишь? Ведь ты поехал во всем летнем. Не мерзнешь ли? Я детей отправила в санаторий. У нас сейчас теплынь. На днях мы все ездили проведать твою. Ездили мать, батя и я. Поиграла с племянником. Димка у тебя отличный парень. А твоя что-то хромает, где-то ногу подвихнула. Да, что там у тебя случилось? И почему тебя из больницы выгнали? И лечат ли сейчас? Напиши подробно. Ну, пока все, новостей больше нет. Сестра Наталья.

Вот видите, уже два письма сюжета. А судачат, что с искусством письма что-то произошло. Телефон якобы разрушил эпистолярный жанр, но ведь у нас еще не стопроцентная телефонизация, да и к тому же есть еще такие места, куда звонить не положено. А тем более оттуда. Так что есть еще письма, по которым можно представить себе эпоху.

Село Чугуново.

Здравствуй, Федор!

С приветом к тебе и массой наилучших пожеланий твои ближайшие родственники: сын Леша, мама и я.

Получила твои два письма, за которые очень благодарю, и пишу ответ.

Живем мы по-старому. Здоровье у мамы такое же. Лешка учится. Я работаю. Пожалуй, и все новости. Всю субботу убирала на огороде. Жгла ботву. Хозяева решили засадить половину. Вчера ездили на делянку. Заготовляли дрова. Помогали Серега, Санька и Валюха. Напилили, а вывозить нельзя. Дороги совсем развезло. Управлюсь с посадкой картошки и займусь ремонтом дома. Дом совсем валится. Возле дома надо тоже вскопать и засеять мелочью. В общем-то, на этой неделе света белого мне не видать. Если хочу иметь что-нибудь на зиму. Но погода еще холодная. Надо бы, чтобы потеплело. Да. Симон и Ванька вернулись домой. Ванька лучше не стал.

Вот у меня все. Федя, ты ничего последнее время нового не пишешь. Обещают что-нибудь в этот раз? Будет, говорят амнистия. Может, в этот раз что-то выгорит?

Если бы был первый вариант предисловия, то, по-видимому, есть и второй.

«Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения. Будет совестно сочинять про какого-нибудь вымышленного Ивана Ивановича или Марью Петровну. Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случилось наблюдать в жизни».

Но, как бы там ни размышлял Лев Николаевич Толстой в своем свинцовом прошлом о нашем прекрасном далеком, еще никому не стало совестно сочинять про Ивана Ивановича и так далее. И самое главное, что эти действующие лица становятся все более и более безликими. Литературная плотва, если перевести на язык ихтиологов. В то же время личность писателя становится все более рельефной и монументальной. Вот-вот, глядишь, и начнут ставить писателям при жизни бронзовые подгрудья. В произведениях дегероизации, а в творческом союзе полнейшая героизация.