Максим Шелехов - Обыкновенная семейная сцена

–Ну-ну, – проговорила она иронически, – возьми, конечно, любимый, мои денежки мелкие, раз у тебя свои слишком крупные.

Дмитрий Сергеевич от этих слов жены почему-то сильно смешался, засуетился, остро пожелал освободить руки и, преследуя эту цель, после некоторых колебаний, определил поднос с кофеем и бутербродом прямо на пол у кровати. Быстро опомнившись, с необычайною тревогой он бросился убрать с такого неприглядного места завтрак для жены, и не нашел ничего лучше, как взгромоздить поднос высоко на шифоньер. Довольно скоро он догадался, что и на шифоньере кушанью, приготовленному «с горячей любовью и великим старанием», очевидно, быть не пристало, но уже не решился что-то менять и оставил все как есть. Потупив взгляд, он произнес тихо и нерешительно:

–Так я пошел?

Его не задерживали и он пошел.

Куда он пошел, зачем пошел, и сколько он будет вот так, без толку, ходить изо дня в день? – Дмитрий Сергеевич на первых парах избегал о том и подумать. Вот уже полных три месяца пребывал он в самом невыгодном для себя положении и серьезно предчувствовал, что находится на грани нервного срыва…

Звонок Антонины Анатольевны, которым она необыкновенно церемонно и несколько даже экзальтированно призывала искреннего друга их, почему-то вдруг, несчастного семейства, торопиться быть у них раньше запланированного, застал Дмитрия Сергеевича на выходе из букмекерской конторы, где он, только что, проигрался в пух.

–Да-да, конечно, о чем речь, Тонечка, считайте, что я одной ногой как у вас, мои милые, – ответил Пряников и тут же прикусил язык, да так больно, что чуть не вскрикнул. Антонина Анатольевна уже давно положила трубку, а Дмитрий Сергеевич, с телефоном у уха, с открытым ртом и отсутствующим взглядом, все еще стоял на месте и не шевелился.

«Не зря обо мне говорят, что язык у меня вперед мысли торопится, – очнувшись, спустя некоторое время после совершенной им глупости, подумал он. – И что теперь делать? И дернул же черт меня, прости Господи, согласиться быть у Игнатовых на ужине, когда, когда… (развернувшись, Пряников еще раз окинул самым тоскливым взглядом заведение, лишившее его, в прямом смысле слова, последней копейки) – когда Шарапова, как следует, подать мяч не умеет», – заключил он свою плачевную речь, комментарием к действиям знаменитой теннисистки, проигравшей в этот день и на победу которой, он, судя по всему, серьезно возлагал и не одни только надежды.

Дмитрий Сергеевич поник окончательно. Мало того, что все средства его вышли вместе с двойной ошибкой при решающей подаче Шараповой, так еще и обещание им было дано, как раз от наличия этих средств, а значит и от удачных действий Шараповой, напрямую зависевшее. Теперь ему попросту и билет в Кузино не на что было купить; а вместе с тем: «Тонечка, считайте, что я одной ногой как у вас». – Дмитрий Сергеевич, вспомнив недавние свои слова, гневно топнул ногой, и если бы только то могло быть осуществимо, за несдержанность свою, наверное, задушил бы себя на месте собственными руками.

Впрочем, если на чистоту, Пряников на счет присутствия своего на грядущем вечере у Игнатовых гарантии уже давал и ранее. Было то еще в понедельник, когда он, оказией очутившись в Кузино, не преминул заглянуть в тамошний горисполком, чтобы повидаться там с Андреем Игнатовым. При этой встрече достался ему нагоняй, за то, что совсем он стал отшельником и даже ближайших своих друзей дичится. Пряников в форме шуточной, дабы скрыть смущение, сослался на великую занятость, на что Андрей Константинович ему тогда заметил, что всех дел не переделаешь и взял с несерьезного своего друга наисерьезнейшее ручательство быть у него в гостях в эту пятницу.

И вот пришла пятница, день, который Дмитрий Сергеевич ждал с нетерпением и тревогой. И во вторник, и в среду, и в четверг он нарочно ничего не предпринимал, дабы не спугнуть удачу, и жизнь его шла своим чередом. Он просыпался ни свет, ни заря, потихоньку убегал с глаз жены, фланировал весь день по окрестностям города Д., в котором жил, бесполезно сбивал каблуки, борясь со скукой и нагоняя голод. Возвращался он домой в эти три дня, может, даже позже обычного; изнуренный бесцельными скитаниями и порядком проголодавшийся, он все же не спешил садиться за совместный супружеский ужин. Наперед взволнованный неизбежно предстоящим отчетом, сначала он находил отсрочку в ванной комнате, затем вызывался вынести мусор, интересовался, достаточно ли дома хлеба и не нужно ли за ним сходить в магазин, прислушивался, не звонит ли телефон и выбегал определить причину шума на лестничной площадке. Наконец, усаживались. Включая всю свою фантазию и поочередно пряча взгляд то в тарелке супа, то в куриной отбивной, то в чашке с чаем, он пересказывал жене, сколько ему помотаться пришлось, как попотеть и сколько нервов он в этот день потратил, чтобы добиться тех значительных результатов, которые в самое ближайшее время дадут существенные плоды. После он отправлялся на диван к телевизору и делал вид, что дремлет; затем шел спать.