Эдуард Эстерис - Тень безымянного

Раздета будет и осмеяна,
А кровь от сахара очистится.
Смотрите: косы стали змеями,
Она уже не ложь, но истина.

Хочется быть мягкой и пушистой
Нежностью наполнить сладкий вечер —
Со двора несется крик «Фашисты!»
Пьяные разборки человечьи.

Позвонить в полицию? Без толку.
Мелкий камень невпопад в системе.
Осмелев, наперевес с метелкой
Выбежать в пугающую темень?

Страшно. Не пойду. Никак, затихло?
Разошлись. Теней не видно мрачных.
Обошлось. Не пробудилось лихо.
Не убийство. Небольшая драчка.

Ветер причесал деревьям космы,
Улеглась луна блином на скатерть.
И свербит в душонке полурослой,
Что поделать, раз такой характер.

Твое слово ложится в меня
словно камень на дно колодца:
не достать из воды глубокой?
Словно рыба-лоцман
к акульему боку приникает?
Или занозой под кожу —
мучить?
Нет, не такая
у него участь:
его приемлю
зерном в нагретую землю.

А меня вчера позвали летать,
под высоким небом в вечерней заре.
Испугалась. Подумала: – Как же так?
Перво-наперво сердце бы отогреть,
и тогда, наверное, можно ввысь,
под шатер, украшенный блеском звезд.
Говорил он: – Что же ты? Поднимись!
Оторвись от пялец и гроздьев лоз!
Как старуха в землю опять глядишь,
позабыла яркую синеву,
в уголке скребешься своем, как мышь.
Как такие на свете вообще живут?

Как умею, живу. А в саду моем
Златоглазые жабы в траве густой,
Душу розы пчела потихоньку пьет,
И по-своему дышит каждый листок.

..нет, не шпалоукладчица,
не сидела на нарах,
жизнь как будто полачена,
все досталось задаром:
времена безвоенные
и болезни обычные.
Что так смотришь, Вселенная?
Подготовила к вычету
из реестра страдающих,
право мямлить имеющих?
Даа… трусиха я та еще.
Без иголки кощеевой.

Инеем осыпалась с ветвей,
Каплями разбилась, с крыши падая,
Хочешь – помни, а не хочешь – пей,
Все равно ответа нет: а надо ли?

Уcкользнула солнечным лучом,
Высохла росинкой в чашелистиках,
Плюну через левое плечо,
А еще неплохо душу выстирать.

В старом парке девушка с веслом,
Со спортсменки, говорят, ваяли.
Сильная, бестрепетная плоть,
А модели – cмерть, а не медали,
Выпала в великую войну.
Кое-где надломлен гипс устало,
Поглядит прохожий: «Ну и ну…
Надо же, старушка устояла,
Несмотря на холод, дождь и зной»
Красоты стандарт давно иной.

Лето
Созрело совсем или нет?
Как узнать?
Взрезать
железом
зеленое пузо
арбуза

Стала злой.
А может, даже злобной.
Кожи слой
Как пластик нанотеховый.
А внутри, в иссохших долях лобных
Щерит смех ухмылку сменовехово.
За фасадом ярким, стройной талией
За душой,
Стервозностью отравленной,
Поселились маленькие сталины
И рабы – пока что не додавлены.

Плачет ангел кистеперый
на дороге в березань,
потерял любовь и веру,
черту пятки облизал,
и теперь нельзя отмыться,
гаснет нимба бледный свет,
ноги чешутся – копытца
отрастают. Или нет?
Может дать без проволочек
в морду каждый чистоплюй.
Ну не надо плакать, хочешь,
я надеждой поделюсь?

Порвался чулок!
посредине вселенной
стою, прислонившись к стене,
сустав кое-как прикрывая коленный,
досада клокочет во мне.

Плевать, что случилось на свете,
дорожка
спустившихся петель
важней, чем голодные дети
в Судане, Нигерии, и Бангладеш.

Эй, совесть, не скалься,
меня ты не съешь.

Розой Алой или Белой
размахнулись неумело,
закипело и запело,
в бой идут полки за дело,
за какое – не понять.