Александр Кованов - Чарушинки и другие рассказы. Детям. Большим и маленьким

– Да, встаём… Встаём… От, расшумелся, старый!

– Вот, и славненько! А то… Все караси разбегутся… От таких засонь…

* * *

Добрались до озера. Вымокли в росе, напрочь! Пищат внучата, жалуются. А дед над ними посмеивается, да удочки разматывает.

Разместились, уселись… Каждый на своём месте, заботливо подготовленном Никифором.

Дед карасей таскает, одного за другим, а Ванька да Васька дремлют. Поплавки на их удочках, и дрыгаться перестали. Видать, обмолотили караси червей… А на пустой крючок только «рыба-дура» клевать станет…

– Деда! Холодно!

– Так, костёр разожгите!

– Деда! Есть хочется!

– Разожжёте огонь, будет вам еда! Самая вкусная на свете!

Мальчишки бросились к ближайшей рощице за сухими ветками. Натаскали большую кучу. Долго возились с отсыревшими спичками, пока Васятка не догадался, и не сгонял за берёзовой корой.

Вскоре потянуло горьковатым дымком, который начал стелиться от костра, вместе с утренним туманом.

– Деда! А, как же мы готовить будем? Ни котелка у нас, ни другой посудины?

– Хе! А без посуды не умеете?

– Не-а…

– Возьмите ведёрко, и сгоняйте за глиной. Во-о-он, на тот пригорок! Да, смотрите, красной наберите. В овражке…

– Ты что, дед, горшок будешь лепить?!

– Ага! Горшок! С вершок и четверть! Бегите, ужо!

* * *

Когда внуки вернулись, дед уже выпотрошил десяток золотобоких карасей. Порывшись в «сидоре», он вытащил кулёчек с солью, зубки чеснока и луковые перья. Промыв карасей в воде, он густо посолил их, набил в брюшки лука и чеснока. Затем сделал из глины густое «тесто», которым обмазал карасей. И… В костёр!

Внуки смотрели на «чудодействия» деда с открытыми ртами.

– Вы ловите! Ловите! А я за едой пригляжу!

– Деда! А что мы… С глиной есть будем?!

– Кто поест, а кто – посмотрит, – усмехался Никифор, – Если по пятку карасей не поймаете – голодными останетесь.

Когда глина закалилась в огне, и потрескалась мелкой рябью, Никифор выкатил глиняные аляпушки из костра. Аккуратно, дав чуть-чуть остыть, обстучал ножом, и разломил каждую, надвое. Соорудив из веточек вилки, вручил их Ванятке да Ваське.

Это была… Самая вкусная рыба на свете!!!

Если бы звери умели думать…

А, кто их знает? …Может, и думают они… Только мы этого не понимаем… Не умеем различать их языка… Со своим-то, сладить не можем…

Всё было именно так…

* * *

Ни веточка не хрустнет, ни пожухлый, прошлогодний лист не шепнёт под мягкими лапами… Осторожно пробирается лесная охотница по бурелому. Прислушивается, навострив ушки с кисточками. Принюхивается, замерев на мгновение. Охота – такое дело: или пан, или пропал!

Голодно… Давненько на зуб не попадало ничего вкусненького… Белка и мышей пяток, и те – позавчера!

Бурчит-бурлит в подтянутом животе… А охотнице кажется, что вся тайга слышит это бурчание. Приляжет на живот, затихнет… Даже глаза прищурит. А ноздрями воздух тянет, тянет… Вдруг, повезёт?

«Что это? Что за запах?» – Охотница приподняла голову и замерла… Действительно, запах был невероятно знаком.

«Птица!» – узнала охотница вкусный аромат, – «Но… Лесом не пахнет… Не глухарь, не тетерев… Даже не воробей, который постоянно ошивается около человеческого жилища… А, впрочем, что-то общее есть…»

Казалось, что в тот момент, охотница слилась с землёй, и время замедлило свой бег. Медленно, очень медленно кралась она к долгожданной добыче… Ни один брусничный кустик не шевельнулся, ни один сухой листочек не подвёл, пока охотница не оказалась на расстоянии решающего броска.

«Что?! Курица?! Откуда в тайге курица?!» – охотница была ошарашена. Следом за удивлением, мелькнула молнией страшная мысль: «Значит, где-то рядом, злейший враг – человек…»

Голодное урчание в животе сделало своё подлое дело…

Метнулась охотница к добыче. Острыми когтями, готова была, вот-вот, схватить добычу, но… Что-то свистнуло, дикой болью стянуло живот, и рвануло охотницу от земли.

Тут же раздался стук дерева об дерево, и охотница повисла вниз головой, корчась от боли, стараясь вывернуться из самой бессовестной человеческой ловушки…

Сквозь слёзы, она видела, как внизу кувыркается и истерично кудахчет курица, привязанная за ногу к колышку…

«Вот такой он, человек… Зверь! Коих больше нет на этом свете! Враг, обманщик и…» – последние мысли охотницы тайга так и не услышала…

* * *

Никифор привычно обходил свои владения.

Чуткое ухо бывалого охотника уловило куриное кудахтанье, и он быстрыми шагами направился на звук.