Валерий Казаков - Очарованные любовью. Повесть о первой любви

Она говорит что-то ещё, глядя на зашторенное окно своими большими блестящими глазами, а я перестаю её понимать. Вижу её маленькие розоватые пальцы, как-то неловко скрюченные на матовых коленях, и мне становится не по себе. Мне делается страшно. Я не могу взять в толк, правда это или какой-то странный, пленивший её вымысел.

Но, удивительное дело, освободившись из плена музыки, она становится ещё более чувственной, ещё более горячей, и это сейчас очень кстати. Мы смотрим друг на друга влюбленными глазами и улыбаемся. Я облегченно вздыхаю. Она протягивает ко мне свои тонкие руки. Я приближаюсь к ней, чувствуя всем телом нарастающее волнение, и… всё повторяется точно так же, как в первый раз, только ещё более ярко, ещё более пленительно.

Так проходит одна неделя. Вторая. Третья… Иногда от приятной усталости у меня кружится голова, но я думаю, что это от счастья, это от любви. Наконец, я говорю себе, что пора остановиться, пора расслабиться, передохнуть, но Ирина и слышать об этом не желает, она становится всё более требовательной, капризной и предупреждает, что не позволит мне уйти от неё просто так, ибо я должен стать настоящим мужчиной, умелым любовником. Это в моих интересах, это мне пригодится в жизни. В конце концов, я на всё соглашаюсь, я мужественно исполняю все её прихоти, только уже не знаю, люблю ли её. Любовь ли это…

Временами в её глазах я замечаю холодность. Она говорит со мной уже не так ласково, как прежде. В её голосе всё чаще слышатся властные нотки. Всё чаще я стараюсь оправдать её резкий тон некой женской неудовлетворенностью, отголосками тяжелого детства. Я всё прощаю ей, только бы вновь увидеть её в той очаровательной позе, готовую раскачать в привычном ритме мою пробуждающуюся настоящую любовь. И она, зная об этом, уже не заботится о своем внешнем виде, встречает меня у порога в каком-то старом выцветшем халате, ходит по комнате в шлепанцах на босу ногу, слегка прихрамывая. Говорит мне безликоё «ты». И я уже не чувствую в её голосе прежней теплоты.

Иногда я думаю про себя, что нам, наверное, пора расстаться, что дальше будет всё хуже и нелепее эта странная наша любовь. Если её можно назвать любовью…

Но проходит дня три-четыре, и я опять спешу к ней на второй этаж. Захожу, встречаюсь с ней взглядом, в котором ясно угадывается приятное внутреннее волнение, покорно сажусь в уголке и жду, пока она доиграет на своем инструменте очередную печатную увертюру. Она уже не говорит мне: «Подожди минуточку», она знает, что я и так буду ждать её сколько угодно, я никуда не уйду без её ведома.

Всё чаще в такие моменты я замечаю в её глазах скрытую иронию и превосходство. Она всё просчитала наперед. Она знала, что без неё сейчас я жить не смогу. Она сделала меня другим и отрезала путь назад – к прежнему моему спокойствию. Она завладела мной полностью. Моим телом, моими мыслями, моим взглядом. Она стала той частью, которой мне всегда не доставало. Причем, не доставало не где-нибудь снаружи, а изнутри. Там, где пряталась моя теплая и восторженная душа.

***

Примерно через месяц после нашего знакомства Ирина сказала мне, что ее лучшей заводской подруге сегодня исполняется двадцать лет. По этому поводу намечается грандиозная пьянка, и Ирина приглашает меня в этом празднестве поучаствовать. При этом она, как бы между прочим, посоветовала мне обратить внимание на девочек, которые там будут. Потому что девочки там соберутся очень даже симпатичные, одних со мной лет.

Я почувствовал в этом предложении нечто обидное для себя, но ничего не ответил ей. Просто мне показалось, что она ищет самый простой способ избавиться от меня. И я решил облегчить её эту задачу, решил ей в этом помочь.

Через какое-то время мы вышли на улицу. Был тихий летний вечер, не предвещающий ни дождя, ни ветра, когда особенно остро улавливаются запахи и звуки. Такие вечера я называю акварельными. Непривычная ясность была во всем, и от этого в душе какая-то возвышенная грусть. Мне захотелось задержаться на этой вечерней улице, углубиться куда-нибудь в сквер, облюбовать скамейку у воды и провести там несколько долгожданных минут. Но вместо этого мы поспешили сначала к ближайшей станции метро, потом – на остановку такси, где почему-то было полно народу. Я поймал себя на мысли, что так уже было когда-то. Был точно такой же вечер, золотистый летний сумрак и грусть. Только когда это было и что после этого произошло, я припомнить не смог.

Потом мы ехали куда-то на такси. По пути у одной из гостиниц в центре города остановились. Ирина сказала, что надо купить цветов. Цветы продавала цыганка с глазами испуганной лани, худая и очень высокая, чем-то похожая на Лидочку Брагину – смуглую девочку из моего недавнего детства. Подавая мне три алые гвоздики в хрустящем целлофане, цыганка широко улыбнулась, и я поразился тому, насколько она ярче и симпатичнее моей Ирины. Внешне она была безупречно красива и стройна, но то была красота, за которой, к сожалению, ничего не стоит. Форма без содержания, сосуд без вина.