Однако и в наших с кошкой отношениях были заметны изменения. Она стала «моей девочкой», наперсницей, доверенным лицом. По-прежнему охраняла мой сон, сопровождала во всех начинаниях и делах.
Серафима повзрослела.
Прошло несколько месяцев, прежде чем наш маленький огненный ангел вновь раскрыл свои окрепшие крылья.
«Средь наших дней, и плоских, и мещанских,
моей желанной – кошку назову».
Константин Бальмонт
Утро. Мне предстоит сегодня деловой выход. Заранее готовлюсь. Сажусь на пуф перед зеркалом, достаю из ящичков свои инструменты красоты: расчески, кисточки, тюбики, карандашики, пузыречки. Она – тут как тут, и сразу между мной и волшебным стеклом.
О, она прекрасно ориентируется во всем происходящем, знает, что и за чем следует, но, как истинная леди, никуда не спешит. Поскольку действо суеты не терпит.
Внимательно все обнюхивает, алгоритм выверен как технологический процесс. Например, я имею намерение взять карандаш. Она сначала обследует карандаш, потом его след на мне. Затем следует одобрение или замечание. Так со всей косметикой. Такая мимика достойна профессионального актера, я бы сказала, Луи де Фюнес отдохнул бы…
Когда в руки мне попадает аэрозоль лака для волос, отбегает на два – три метра, после процедуры возвращается, явно недовольная и рассерженная.
Она знает, что ее мнение не может быть не вознаграждено. Я достаю Ее расчесочку. И мы приступаем к новому этапу. Теперь я расчесываю ее шерстку.
– Вот, какая ты будешь красавица…
– И всё? – это она.
– И умница, конечно. Умница даже больше.
– Ладно.
Выходим из комнаты процессией. Она вышагивает впереди, с флагом-хвостом, умница-красавица, да еще и скромница. Дефиле продолжается в коридоре и другой комнате. Идет, как маленькая девочка, которая боится помять праздничное платье. До тех пор, пока наш единственный ценитель не скажет:
– Ну, вы и красавицы!
От приличий и скромности не остается следа. Прыжок, пробежка, игривый поворот, еще прыжок.
– Да!
Рис. Александр Пухов
«Есть ли более драгоценный дар, чем любовь кота?»
Чарльз Диккенс
Декабрьский вечер. За окном темнота, холод, ветер. В комнате полумрак, уютно греет камин, о чем-то своем мельтешит телевизор.
Дневные дела завершены. Сажусь на диван, остатки суетных мыслей привычно прокручиваются в голове.
Но вот, напротив засветились два заинтересованных лукавых глаза. Она подходит постепенно, примеривается, запрыгивает тоже на диван, ступает неслышно. Сначала как будто устраивается рядом, меняет позы, оказывается на коленях, продолжает игру.
Это ритуал, наше таинство.
Я беру ее, как берут младенца, животом вверх, голову в сгиб локтя, свободной рукой поглаживаю мягкую теплую шерстку, чуть касаюсь. Сначала она закрывает от удовольствия глаза, какое-то время посапывает чуть-чуть, потом осторожно вытягивает передние лапы, распрямляет ладошки. Я их тоже поглаживаю.
Мурлыканье из тихого и почти неслышного перерастает в насыщенное, даже со всхлипами и речетативами. Следит, что бы я не отвлекалась на «ящик» или комп, недовольно поправляет мое лицо своими лохматыми ладонями. Потом ее звуки уравновешиваются на каком-то инфра-уровне.
Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь.
Это блаженство .
Мы так сосредоточены в этом состоянии.
Парим…
Вот она Нирвана, Мир высшего порядка, подлинный Космос…
«Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломилась, яро воя, —
Все вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч – разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!»
Николай Некрасов
От двери виден гордый силуэт на подоконнике. Поза сфинкса, взгляд в сторону пламенеющего морозного заката. Не оборачиваясь, бросает:
– Не объясняй… Не спрашивай ни о чем… Уходя – уходи! Вернешься – поговорим (может быть …).
Возвращаемся в темноте. В дверном проеме, посредине неосвещенной еще передней маленькая фигурка. Включаю свет – взгляд рвет сердце.
– Как вы могли?! Оставить одну, уйти в ночь, и куда?…
В ужин – нетронутая еда, ни намека на интерес.
Читать дальше