– Тогда к делу, если Устав не возражает. Вы ведь сейчас ковыряетесь с китайцами, если я что-то не путаю?
– Ковыряюсь – не то слово, процеживаю и выжимаю.
– С вагонами, думаю, проблем нет?
– Нет, это уже на мази.
– Дело в том, что они сегодня звонили, просят внести небольшую коррекцию в график поставки. У нас там сепараторы для меда стоят под шестым номером, а они хотят поставить их в хвост. При этом суммы принципиально не меняются. На их место они просят поставить инкубаторы для выращивания молодняка. Бумаги, как всегда, придут с опозданием. К тому же, скорее всего, на китайском. Пока переведем, упустим время. Сделаете?
У Адама Рафаиловича была удивительная способность, а может быть, даже талант, он владел искусством смешивать приказ и просьбу в таких пропорциях, что ершиться было просто невозможно. Это выглядело бы как прилюдно чихнуть в рукав.
– Без всякого сомнения.
– И еще один нюанс. Ту схему, которую вы сейчас делаете, надо довести до ума и оформить как полагается. А вторую, с изменениями, мы пока не будем фиксировать, пусть лежит себе на полочке до поры до времени. Мы ее оформим каким-нибудь допсоглашением, но позже. Того и гляди, наши партнеры еще что-нибудь захотят изменить перед самым подписанием – они это любят, надо быть готовыми.
Аня на секунду замялась, и он, заметив это, улыбнулся. Щетина слегка раздвинулась, и обнаружилась жесткая складка.
– Все в порядке?
– Да, Адам Рафаилович, понимаю.
– И пока не надо делать это на работе, лучше дома. У вас ведь свободный график? Вот и чудненько!
– Кстати, поговорите с Алексеем Николаевичем, не хочет ли он в Пекин смотаться? Такая возможность сейчас есть, грех не воспользоваться.
– Спасибо, Адам Рафаилович, обязательно спрошу.
– Да, еще один момент. Анечка, я тут собрал в папку кое-какие бумажки, которые могут вам пригодиться. Гляньте их дома, хорошо?
Антон стоял в учительской перед столом Веры Васильевны. Это была большая солнечная комната, такая же, как класс. Только более уютная, если такое возможно вообразить себе в школе. Столы располагались вдоль стен, а середина оставалась пустая. И еще шкафы с полками, на которых рядом с книжками красовались всякие поделки: кусок дерева с причудливо изогнутой веткой, камни, гербарии. На подоконниках чинно разместились горшки с цветами, а в углу на старой этажерке примостились маленький аквариум, холодильник и микроволновка.
Не было сомнения, что комната принадлежит женщинам – не будуар, конечно, но физрук обходил ее стороной. Она воспринималась им примерно также, как женская раздевалка. Чтобы не оказаться дураком, лучше туда не заходить. Вера Васильевна сидела за столом боком, положив ногу на ногу. Ей уже накапало глубоко за сорок, но умело наложенная косметика и своеобразная учительская осанка не позволяли ей дать больше: где-то под сорок, но не старше. При этом она виртуозно владела своим контральто, что оказывало на учеников магическое действие.
– Вынь ремень и дай мне!
– Сними джинсы!
– Я сказала, сними, а не спусти!
– Ложись на стул и спусти трусы.
– Снимай-снимай, здесь стесняться некого. Елена Петровна на тебя не смотрит, а я уже старовата для такого зрелища.
– А может, трусы не надо?
– Быстрее, через пять минут звонок, и здесь будет не протолкнуться.
Лежа грудью на стуле, он видел только ее туфли и то, как она переступила своими красивыми ногами перед ударом.
Щелчок!
Щелчок!
Щелчок!
– Одевайся!
Этот сон Антон не любил, но снился он довольно часто.
Иногда Вера Васильевна приказывала ему встать, не натягивая трусов, и тогда говорила: «Лен, посмотри, совсем уже мужик, а в голове только шайбы и клюшки». Англичанка Елена Петровна на минуту отрывала глаза от тетрадок и хмурилась, глядя на него: «Да, девчонки быстрее умнеют, но всему свое время».
Почему полковник Резвухин вспомнил сейчас этот сон, непонятно.
Сергей Сергеевич как-то заметил, что играть в защите вредно для здоровья.
И рассказал про опыт с обезьянами. «Некие исследователи посадили пару близнецов в две клетки и поставили их рядом. К одной подвели ток, а во второй по всему полу клетки понатыкали кнопок его включения. Да так густо, что не нажать случайно хотя бы одну из них очень трудно. И кормили обоих совершенно одинаково. Через два месяца у той обезьяны, что жила в клетке с кнопками, разыгралась язва желудка, а та, которую много раз на дню било током, оказалась абсолютно здоровой. Так вот, защитник как та обезьяна с кнопкой. Каждая его ошибка – это возможный удар по воротам. Поэтому надо научиться играть так, чтобы любая ситуация на поле не воспринималась организмом как аварийная. Как бы то ни было, это игра, а не вопрос жизни и смерти. Купите себе пластинку с Вивальди, не важно, с каким произведением, и слушайте ее хотя бы раз в неделю, только обязательно от начала и до конца, там правильная интонация по жизни». Вот такой странный совет.
Читать дальше