Вера О. - Come back или Вы всегда будете женщиной

Я рассказываю доктору Перову об этом давнишнем, бесполезном осмотре, после чего он предлагает мне раздеться по пояс, лечь на кушетку для прохождения УЗИ, и располагается у компьютера. Медсестра приготавливается записывать.

Ложусь на кушетку у окна, из которого виден близко стоящий напротив жилой дом и, глядя на ряды окон, равнодушно думаю, что меня, полуобнаженную, вероятно, хорошо видно из этих окон. Затем мысли возвращаются к работе, и я уже мысленно «убегаю» из этого кабинета, торопясь завершить отложенные вопросы, и тем необычнее то, что начинает говорить мне доктор.

Совершенно будничным голосом, тихим и обстоятельным, он говорит, что у меня рак молочной железы. Что это не первая стадия. Что затронуты несколько лимфоузлов, кажется, 4, или больше… он не может сосчитать… аппаратура не позволяет…

…Ни к чему такому я не готова. В звенящей тишине кабинета, нарушенной лишь негромким голосом доктора, я падаю в пропасть, а всё вокруг стремительно отдаляется от меня. Время становится другим. Всё становиться другим.

Вот так обыденно рушится жизнь! Моя жизнь! Всё то, что для меня стоит за этим понятием!!

Я ни разу не прокручивала всерьёз в голове сценарий «а если рак?». Мне кажется, что я зрителем присутствую здесь, а слова доктора предназначены не мне, они не могут быть адресованы мне!

Лежу, слушаю его и думаю: «Неужели это происходит со мной? Этого не может быть!! Нет!». Даже задаю вопросы. Мелькает мысль: «Какая я молодец! Как хорошо держусь!».

Доктор, видя мою безучастность, наклоняется и осторожным голосом спрашивает: «Вы понимаете, что теперь у Вас будет другая жизнь? Надо срочно принимать меры, оперироваться. Не ждите новогодних праздников, чтоб только после них взяться за лечение. Вам нельзя медлить, время дорого, действуйте оперативно». Он добавляет, что, хотя нет ни малейших сомнений в том, что у меня рак, я обязательно должна сделать биопсию, и объясняет, когда и куда мне прийти для этого.

Только потом я пойму, что диагноз мой был ясен уже в понедельник, но женщина-врач избавила себя от малоприятной процедуры сообщения его мне. Поэтому она так горячо и уговаривала меня посетить доктора, тем самым предоставив ему информировать меня. Но ведь я могла и не пойти к Перову! Который так осторожен сейчас в разговоре со мной, опасаясь моей реакции на известие о раке.

Не знаю, как в такие моменты ведут себя другие женщины, но навык держать себя в руках, не выдавая своих чувств, при получении любой информации, выработанный за годы работы в торговле, позволил мне принять эту страшную новость внешне спокойно. Настолько спокойно, что доктор усомнился, поняла ли я его. Я даже деловито обсуждаю с ним ближайшие действия, но не чувствую себя участником, а скорее, одновременно зрителем и артистом в роли пациента, в этом эпизоде. Я ни в чем так всегда не была уверена, как в своём здоровье! И слова доктора, вырвав почву из-под моих ног, всё-таки не помещаются в моей голове.

А он продолжает: «Настоятельно рекомендую Вам ехать лечиться за границу, там выживаемость в два раза выше, чем здесь. Куда? Германия, Австрия, Израиль». «Сколько это стоит?» – «около 2 миллионов рублей». Сумма меня поражает, и я пытаюсь выяснить, можно ли вылечиться здесь или в Москве, например, за меньшие деньги. Доктор отвечает: «Если бы, не дай Бог, этим заболела моя жена, я бы продал квартиру и отправил её лечиться за границу». И добавляет: «С первой стадией одинаково хорошо можно вылечиться и здесь, и за рубежом. Но у вас не первая стадия, поэтому лечиться лучше там». Больше я вопросов не задаю. Слова о продаже квартиры убеждают, у меня самой кроме квартиры ничего нет. Контактов доктор не даёт за неимением, его совет основан на рассказах пролечившихся там. А как лечат «тут», ему известно.

Впервые звучит ошеломляющее слово «выживаемость» применительно ко мне. Вместо безбрежной жизни на десятилетия вперед! Другая, жалкая жизнь со смертельным диагнозом, но и она мне не обещана! К такой реальности я не готова.

Напоследок доктор говорит: «Люди оттуда возвращаются совсем другими, окрыленными. Они не похожи на тех, сломленных, кто лечится здесь». Хваленого самообладания мне хватает только до порога клиники: на улицу я выхожу уже в слезах и тут же звоню сестре. Рыдая и с трудом выговаривая слова, я ей рассказываю всё, чтоб разделить непосильную ношу с близким мне человеком. Погоревать вместе.

Других целей я не ставлю. Я уже утратила волю к жизни. Да и что теперь такое моя жизнь? Эта, начавшаяся десять минут назад! Диагноз гильотиной рассек и разъял моё прошлое, всё, что было со мной до этого, и вот это настоящее, бесцветное, беззвучное, где я на ватных ногах, заливаясь слезами, иду, утратив все ориентиры.