Вадим Климов - Свободные пьесы

ЗВЕЗДОЧЁТ. Знаете, мне так надоело слушать про репрессии. Да, мои родители – герои сталинских репрессий.

ДАША. В 2017 году исполняется 100 лет со дня Октябрьской революции, что не могло не отразиться на программах и планах музеев и галерей. Большинство тематических выставок, конечно же, пройдет в России, но и крупнейшие зарубежные музеи не обошли событие вниманием.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Сейчас я считаю, что жизнь лучше, чем искусство, интереснее и серьезнее.

ИРИНА АНТОНОВНА. Я вообразила про себя, что я понимаю, что такое хорошо, что такое плохо

СТЕЛЛА. Я вижу свою миссию в том, чтобы показывать наших художников за границей, чтобы они были узнаваемы там. У нас много планов – вполне реалистичных, просто они не окончательно подтверждены сейчас.

(Пауза, музыка, некоторые танцуют, мужчины пьют, дамы заняты делом. )

ИРИНА АНТОНОВНА. Люди и не подозревали о всех этих Малевичах, Филоновых и прочих. Это было открытие самих себя. Я вас уверяю, публика приходила не столько на французов, сколько на наше искусство. Был великий праздник, никто просто не верил, что это возможно. Как нам это удалось? Шел 1981 год – оставалось четыре года до перестройки, воздух уже менялся, надо было выпустить пар ― некоторые государственные деятели понимали, что всё время зажимать нельзя.

СТЕЛЛА. Мы же должны вписаться с нашим, русским искусством в западные рамки восприятия. Мы стараемся делать все на очень тонком, высоком уровне. Мы не перегружаем выставочное пространство, делаем «чистые» выставки. То есть ты заходишь – и сразу все понимаешь. Сначала идет художественное восприятие, потом на это накладывается понимание кураторской концепции.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. Впервые – после моей первой выставки, состоявшейся в Центральном доме работника искусства, – меня послали на IV Международный конкурс молодых художников в Праге. Там Константин Козловский выставлялся, Юрий Жаров и я – единственный студент, получивший гран-при за портрет.

ЖЕКА. Вокруг пустыня, и естественно, что любой живой человек, который встречается в этой пустыне, вызывает удивление. Это очень российская история – все встречают живых существ и оказываются настолько поражены этой встречей, что потом друг от друга уже далеко не отходят. Посмотри на любые сформировавшиеся комьюнити – десяток небольших групп: школа Родченко, студенты ИПСИ, взрослые художники… И всех совершенно не интересует то, что происходит за пределами их маленького круга. И меня, честно говоря, тоже не интересует.

СТЕЛЛА. Мне кажется, западный куратор может преподнести нашего художника правильнее. Потому что все «наши», российский художественный круг, знают этих художников, их не надо нам особенно представлять, а на Западе эти художники неизвестны. Ну, в лучшем случае известны очень узкому кругу людей – коллекционерам, кураторам и критикам. И этот круг куратор должен правильно расширять.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. Одиночество – как тьма… Но ведь бывает и одиночество в толпе. Горе несёт одиночество…

ЖЕКА. Мрамор, кроме своих пластических свойств, интересует меня и в связи с историей одиночества. Почему? В Италии это оказалось невозможно объяснить. Они этого совершенно не чувствуют, для них мрамор – это что-то домашнее: кафе, дом, магазин. В России мрамор – это чувство, когда ты один. Больница, подъезд, любое бюрократическое здание, подземный переход и ледяной ветер. Тут нужно сказать, что наша зима накладывается на мрамор удивительном образом: я всегда думаю о холодном мраморе, о ветре, о льде, о немеющих пальцах. В мраморе нет никакого тепла.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Искусство – это ложь. Это я понял. Искусство – часть жизни, часть целого. Жизнь большая, искусство – просто ее часть.

ЖЕКА. Да, у нас мрамор – отверженный материал. И конечно, это ощущение на выставке для итальянцев совершенно потерялось. Страшно подумать, какие собственные параллели они провели, какие ассоциативные линии протянули. Но их очень заинтересовало, что кроме каррарского мрамора я использовал пленку под мрамор – оракал. Как раз эта дебильная пленка, вот этот материал – он теплый. Когда я думаю о своем детстве, мне сразу же вспоминается это течение фальшивого мрамора и кольца огромных золотых питонов. Наверное, в каждой семье было что-то с фальшивым мрамором, и в каждом фотоальбоме фотография с питоном в руках.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Земной мир – он только часть реального мира.

ЖЕКА. Визуально мрамор – один из самых мягких материалов. Визуальная точка плавления у него очень низкая. Он может в какой-то момент взять и растечься. Возможно, в конце времен так и произойдет, хотя тогда, наверное, вся материя станет жидкой, но мрамор, думаю, первым из неорганических веществ. И одновременно это очень «некротический» материал. Тело в серых прожилках. У меня есть текст в каталоге про это. Пленка, кстати, оказывала на итальянцев магическое влияние, опять же непредсказуемое. Им казалось, что я нашел настоящий мрамор удивительных оттенков – сама идея, что это искусственное, казалось им странной. Для русского взгляда – наоборот