Серафина сказала своей Агнии, что принуждать ее ни к чему не собирается. Хочет – пусть шьет, как никак у нее мастерская, и работать тоже надо, а хочет… «Вольному воля», – говорила она, усмехаясь.
– Впрочем, можно еще и в монастырь пойти, – заметила Серафина, читая мысли своей новой подруги. – И вечно оплакивать этого подлеца. Но он этого не стоит! Я честно тебе скажу – ты мне нравишься. Я хотела бы, чтобы мы были с тобой подругами. Да и, прямо сказать, обидно такую красоту похоронить в монастыре. Я, может, и не по-христиански рассуждаю, зато по-человечески. А там – кто знает. Ведь в жизни всякое случается! Еще неизвестно, как обернется…
– Да что уж тут может еще случиться. Как бы хуже не было, – сказала в ответ на это Агния.
– Не гневи Бога, Агния. Ты жива, здорова, ты не на улице!
– И то верно… – мрачно соглашалась та.
За такими вот разговорами и началась новая жизнь Агнии.
Серафина не обманула. Она стала Агнии настоящей подругой, найдя в ней то, чего давно уж не находилось в людях, окружавших ее. Женщины и мужчины в доме Серафины были людьми малопорядочными, а то и вовсе никуда не годными. Другие в ее доме и не бывали, таков уж был род ее занятий. Агния же пришла будто из другого мира. Но и на нее, а Серафина это сразу же подметила, быстро подействовала атмосфера блудного дома.
Дом Серафины был устроен следующим образом: парадная его сторона, обращенная к улице, была мастерской модистки мадам Серафины. И довольно доходной мастерской, которую посещали состоятельные дамы средней руки, и комнаты которой были богато обставлены и украшены хорошей мебелью и огромными зеркалами. Со стороны же двора существовал тайный вход на другую половину той же самой мастерской, состоявшую из приватных комнат, в которых можно было уединиться. Там же была устроена и зала, в которой несколько раз в неделю разворачивалась игра на зеленом сукне. И там уже играли не по старинке в банк и штосс, а делали крупные ставки в покер, который неожиданно не так давно вошёл в моду в столице. Большинство девиц жили именно в той части дома, где велась эта тайная жизнь. Серафина же жила там, где была устроена мастерская. Там же, рядом с собой, она поселила и Агнию, таким образом отделяя её от других девиц.
Агния в первый же день познакомилась с устройством любопытного дома и с девушками, населявшими его. Часть из них днем шила, а ночью зарабатывала веселым ремеслом. Другая часть – работала только по ночам, и только две девушки занимались исключительно шитьем. Это не считая горничных, которые были только горничными, ибо две скромные крестьяночки и помыслить себе не могли, чтоб заняться таким непотребством, и кухарки. Агнии показалось, что они даже и не знали до конца того, что происходит в доме по ночам, так как жили горничные в другом месте.
А Серафина и в самом деле была модисткой и весьма хорошей, и изобретательной, для которой игра и девицы были отхожим промыслом, весьма доходным.
– Но что уж тут поделаешь? – пожимала плечами Серафина, рассказывая о своей жизни. – Так уж получилось. Не своей волей, скажу я тебе, мы этим ремеслом промышляем. Каждую сюда какая-то беда привела. Нет, кажется, таких женщин, которые бы сызмальства желали вести такую жизнь. Но многие входят во вкус, – усмехнулась она.
Поначалу Агния занялась шитьем, благо шить она умела. А потом, наблюдая за обыкновениями других обитательниц дома Серафины, предалась долгим размышлениям о той жизни, в которую попала. Она видела, что и Серафина не брезгует такими занятиями, более того, кажется, что ей это даже нравится. Она жизнерадостна и весела, и к тому же имеет много денег. Правда, она никогда не имела подле себя мужчин без разбору. У неё был постоянный и довольно щедрый покровитель. Как-то раз Серафина сказала, что могла бы найти такого и Агнии. Но та тут же, не раздумывая, отказалась!
Агния считала, что никогда больше не сможет полюбить. А без любви… Поначалу ей почти физически претила мысль о том, чтобы позволить какому-нибудь мужчине стать ей настолько близким, насколько близок был Алексей. Но шли дни, дни сменялись неделями и исподволь она менялась… Если раньше ей хотелось наказать весь мир и самоё себя, то теперь то разрушительное, стихийное чувство улеглось, а на смену ему пришло другое – более стойкое и более злое. Сначала мысли о грехе сопровождали почти все раздумья, связанные с этой ее новой жизнью. Но ведь она уже согрешила. Правда, из-за любви, но разве есть какая-то разница? Нет. Ровно никакой. Тогда она решительно отмела мысль о грехе и подумала о деньгах.
Читать дальше