Андрей Хрусталев - Хочу на радио «или почему на радио работать не стоит»

Но это было отнюдь не так. Просто программный директор (Кремов) был не слишком ностальгирующим человеком. И «Ностальжи» это ему до чертиков надоело. В общем, обычная самодеятельность в духе девяностых годов…

Автором этого мегапроекта был дружбан Кремова – некто Денис Рубин. Его мой коллега тоже перетащил на это несчастное липовое «Ностальжи». Выловив предварительно из самых недр питерской контркультуры. (В этот момент количество альтернативщиков на попсовом радио достигло своей критической массы. И что-то вот-вот должно было произойти…)

Короче, Дениса назначали креативным директором. И он принялся за работу, засучив рукава.

Креативный директор проявил, воистину, креатив недюжинный. Первое, что он сделал, придя на радио – взял да и переделал его на другое. Так вот и получился «Фантом FM».

Ну в общем, когда все «отморозки» Питера были собраны, тут-то и началась настоящая «ностальгия».

И вот на этом самом «фантом-ностальжи» Шнуров вел свою авторскую программу. Не помню, как она называлась, но суть ее была такова. Шнур и его коллега Сева Андреев (музыкант из группы «Ленинград») задавали в прямом эфире какую-то тему. И вместе со слушателями обсуждали ее битый час.

Тем было много – разных и познавательных. Лично мне посчастливилось услышать две: «Пидор ли Киркоров?» и «В каких питерских клубах больше всего „говна“?»

Звонки, мнения, споры… Обычная радиопередача девяностых.

Гонорар Шнурова был высоким. Настолько большим, что возвышался над студийным столом. Его перед самой программой ему выкладывали прямо у микрофона. По серой схеме, наликом, так сказать. Была им литровая бутылка водки. К концу программы она становилось пустой.

И вот однажды, белой питерской ночью – прозрачной, как шнуровская бутыль – случалось вот что.

Во время очередной такой передачи, в момент ее творческой кульминации – (ну то есть, когда пузыряка была осушена уже практически до конца), этот самый «коллега Сева» вдруг Шнурову и говорит: «Слушай, Серега, вот ты все время орешь, что все трусы и лицемеры… Ну а сам-то ты можешь членом перед прохожими потрясти?»

В общем, зря он это сказал.

И вот теперь представьте себе картину.

Волшебно-белая ленинградская ночь. Изношенное покрывало неба, лежащее прямо на серых крышах. В нем дырочки неярких звезд – одну проткнул Адмиралтейский шпиль. Другую тайно продырявила игла Петропавловки…

Под покрывалом – бледно-желтое тело Невского. Нелепый фаллос Дома Зингера. Клешни Казанского, тянущиеся к нему. (Неловкие его распахнутые объятья.) Вот крабовая палка думской башни. Вот дырчатый голландский сыр Гостиного двора…

На главной улице Петербурга из колонок открытой студии звучит бархатистая музыка. Какой-то томный французский шансон – то Ив Монтан, то ли Шарль Азнавур… (Кто-то утверждает, что играло нечто в стиле deathcore, что, конечно же, ситуацию только усугубляет.)

Возле витрины – туристы. Над витриной – неоновая вывеска – «Nostalgie»…

А под роскошной надписью «Nostalgie», внутри этой самой витрины, отплясывает мужик. На студийном столе. Без штанов. Беззаботно размахивая волосатой пиписькой.

«Юнэ ви дамур…» – нежно картавил Шарль Азнавур. «Nostalgie» – романтично переливалась надпись. И глаза. Глаза французских туристов. Немигающие, размером с витрину открытой студии. Дом Зингера поплыл. Адмиралтейство качнулось.

Похоже, это был национальный шок. Возможно, самый мощный с того великого двенадцатого года. Реальная расплата за спаленную пожаром Москву.

Передачу свою Шнур закончил тоже вполне ностальгически: «Удачи вам, сука, любви, на х. й, и терпения, б. я…» – уже немного устало прохрипел в микрофон он. (Бог миловал: французы не понимали по-русски!) И, исполнив все обязанности ведущего радио «Ностальгия», удалился. Допивая остатки водки и застегивая по дороге штаны.

Говорят, кто-то слышал звук падающего французского тела. Снимем шляпу! Это была первая жертва беспощадного «русского ностальжи»…

Вы удивитесь, но программа эта вышла в эфир не последний раз. Но что там происходило дальше – покрыто мраком времен и ужасом иностранных туристов.

Вот так в одно историческое мгновение, изменился в нашей стране ведущий на радио. Был тихий комсомолец в костюме, а стал буйный членотряс без штанов.

Что же касается наших дней.

Стоит ли говорить, что сегодня подобное невозможно. Даже во сне самого лютого камикадзе-боевика.

Случись такой эфир в наши дни – закрыли бы всех. Включая Невский проспект, и белую ночь со звездами. А тогда – тьфу, ерунда какая! Никого кроме французов и не упало…