Андрей Лахтин - Безумство

Первые двадцать минут пути они ехали молча, пробираясь сквозь тернистые джунгли вечернего города. Солнце ещё виднелось, но его раз за разом перебивали тучи, которые становились всё тяжелее и массивнее. Они как будто набирались сил перед тем, как обрушиться ливнем на землю.

– Неужели будет дождь? – встревоженно заголосил Бернард. – Мне вовсе не хотелось бы появиться перед всеми встречающими мокрым. Встречают по одёжке, страшно представить, что они обо мне подумают.

– Оставьте эти тревоги, Бернард! – продолжил водитель, не останавливаясь внимательно следить за дорогой, как будто он водит первый раз и боится слететь в кювет. – Мы обязательно прибудем быстрее, чем эти тучи соберутся с силами. В ином случае я постараюсь подвезти вас прямо ко входу.

– Бернард немного изменился в лице, будто ему в голову пришла гениальная мысль, которая может изменить жизнь всех людей, населяющих нашу планету, до неузнаваемости. – Вам не кажется, что люди совсем перестали обращаться друг у другу, указывая на их, с позволения сказать, статус. К примеру, как раньше было: мистер, гражданин, господин, мсье. Я часто встречаю эти клише в старых книгах. Как быстро летит время, стирая старые привычки. То, что было принято ещё совсем недавно, сегодня уже не имеет никакого смысла. Если так пойдёт, то скоро, уснув на десяток лет и проснувшись, будет невозможно понять, что происходит вокруг, как говорить и что делать.

– Да полно вам! – опешил водитель, вдруг вспомнив известное восклицание из всё тех же старых книжек. – Это как Салтыков-Щедрин сказал: «пробудите меня через сто лет и спросите, что сейчас делается в России. Я отвечу – пьют и воруют», вроде как-то так!

Бернард задумался. Ведь действительно! Вот какой сейчас год? Да это не важно. Уже никто не помнит ни Российскую империю при Петре, ни Советский союз при Сталине, Ни Россию послесоветскую. Всё это было так давно, что уже давно превратилось в параграфы в учебниках истории, о тех эпохах напоминают лишь экспонаты в музеях. Сейчас-то всё иначе, нужно жить сегодняшнем днём и уверенно смотреть в будущее, которое нас ждёт. Немало воды утекло с тех пор. На улицах уже не услышишь советского «гражданин», в письмах, даже в деловых, не пишут «уважаемый». И действительно, зачем это всё было нужно, кому?

А имена, какие раньше были имена: Феодосий, Татьяна, Иван, Павел. В какой-то момент показалось, что эти имена звучат сурово, как будто камни падают с высокой скалы на жёсткий грунт. Всем вдруг полюбились французские имена, они как взмах крыльев птицы, как лёгкий весенний ветер. Их не позволительно выкрикивать в толпе, они как будто созданы для того, чтобы быть произнесёнными в песне лёгким сопрано. Попробуй сейчас назови ребёнка Геннадием – сочтут за сумасшедшего! Мода уже не та, да и люди не другие.

– Прогресс двинулся вперёд, совершил невероятный рывок! – ни с того ни с сего сказал Бернард. – Человечество смело покоряет бесконечные космические просторы, ест самую здоровую пищу, каждый может обзавестись техникой так, что не придётся вставать с места годами. Кажется, что человечество уже прошло стадию технологической сингулярности.

– Технологической сингулярности? – Переспросил водитель.

– Совершенно верно! – Ответил Бернард. – Это такой момент в истории, мой

дорогой друг, когда технический прогресс ускорится так, что за ним невозможно будет поспеть. Существовала вероятность, что верх возьмут роботы, а обычные люди, работающие на предприятиях и фабриках, окажутся не у дел. Этого как раз и боялись луддиты, протестовавшие против появления станков во времена английской промышленной революции. Они громили машины голыми руками, опасаясь за своё будущее. Теперь над ними лишь посмеиваются современники. Так вот по всем отраслям человеческих знаний мы открываем всё новые и новые границы, а в области психологии как будто тупик. Ни один учёный ещё не разгадал все загадки человеческого мозга. Мы достигли самых далёких планет, но не сумели понять то, что внутри нас самих. Мышление – вот тайна, которую я постараюсь раскрыть.

Автомобиль приблизился к клинике. Водитель тут же опешил, увидев до боли знакомое здание.

Бернард не мог отвести взгляд от увиденного им впервые дома. Это строение не было похоже на ряд типовых психиатрических клиник, даже на обычное человеческому глазу казённое здание это не смахивало. Небольшой холм венчал дом невиданной красоты, это скорее был старинный особняк, выточенный в лучших английских традициях. В таких обычно жили представители высшей знати со своими семьями, но никак не ютились больные. От потрёпанной временем крыши ещё исходил былой лоск, запылившиеся стёкла высоких окон едва пропускали свет, который тут же преломлялся массивными шторами. Первый этаж здания, как полагается, был испорчен неказистыми решётками на окнах. А по краям от парадного входа, стояли монументальные колоны, которые отлично смотрелись бы в Риме во времена его расцвета, а не здесь. Весь архитектурный ансамбль особняка переливался раскатистым звоном каждого его элемента, а всё вместе составляло непревзойдённую симфонию стилистического изящества!