Сначала я решил, что это мой приятель Валька Журавлев, и что он в костюме и гриме легкомысленного Бони из знаменитой оперетты приехал прямо из театра, а что костюм подержан, так из старого гардероба вытащил. Но потом сообразил, что в десять утра он никак не может заявиться в таком виде, потому что ни спектакли, ни репетиции в такое время не только не кончаются, но даже и не начинаются. К тому же лицо у Вальки было незначительным, с мелкими чертами, почему и доставались ему второстепенные роли. Лицо же нежданного моего визитера незначительным никак назвать невозможно. И главенствовал на нем нос, примечательный не только своими размерами, но и какой-то бросающейся в глаза нахальностью.
– Ну что ж мы в дверях стоим? – спросил ранний гость без тени смущения. – Приглашайте войти.
Я молча отодвинулся, освобождая проход. Он уверенно, как будто многократно бывал в моей малогабаритной однокомнатной квартире, проследовал на кухню и расположился на угловом диванчике, положив рядом с собой цилиндр и пристроив в углу трость, из чего я сделал вывод, что не очень-то она ему нужна, а носит он ее больше для форса. В мутном осеннем свете, падающем из давно не мытого кухонного окна, я обратил внимание, что голову его украшает длинная лысина, протянувшаяся ото лба до самой макушки и обрамленная темными, с легкой проседью, вьющимися волосами.
Гость молча, с усмешкой смотрел на меня. Не зная, как начать разговор, я предложил:
– Может, кофе хотите?
– Конечно, хочу! И покрепче, пожалуйста! А я-то думаю, предложите или нет? Уж больно пахнет вкусно, кофей, видно у Вас хороший. – Он даже руки потер в предвкушении удовольствия. – Ну что ж, будем знакомиться, – сказал он, когда я поставил перед ним дымящуюся чашку. – Впрочем, я и так про Вас много что знаю. И даже про пожилую даму, которая не дает Вам покоя, и от которой Вы никак не можете избавиться.
От удивления я чуть не пролил горячий кофе себе на джинсы. Дело в том, что в последнее время меня действительно преследовала пожилая и весьма достойная дама, которая появлялась не предусмотрено и уютно устраивалась на страницах сочиняемого мною романа, то пытаясь заменить собой юную прелестницу и тем самым разрушить сюжетную интригу, то совершенно неподобающим образом вмешиваясь в мужские разговоры, а то и вовсе ядовито комментируя авторские отступления. Почтенная дама проскальзывала в любую щель, и, наверное, для чего-то была нужна, только я никак не мог понять, для чего. Но он-то откуда это знал? Романа моего никто не читал, и неизвестно, будет ли читать, да и будет ли он вообще дописан.
– Откуда про даму знаете?
Он проницательно улыбнулся. Глаза у него были голубовато-серые, причем скорее серые, того цвета, который называется стальным, губы тонкие и розовые. И чем больше я смотрел на него, тем больше мне казалось, что где-то я его уже видел. И нахальный нос, и продолговатая лысина каким-то образом запечатлелись на окраинах моей памяти.
– А еще я знаю, что Вы одиноки, больны, устали и почти отчаялись, но стараетесь не показывать вида. Кстати, больны Вы гораздо серьезнее, чем думаете.
Я вздрогнул. В глубине души я подозревал это, хотя и гнал догадку от себя.
– Хватит обо мне, – резко сказал я, – может, соизволите, наконец, и Вы представиться? А то явились в маскарадном костюме, пьете мой кофей, а у меня всего полбанки осталось, говорите всякие неприятности…
– И представлюсь, отчего ж не представиться! Коммивояжер я, продавец, значит, и рекламный агент. А что до костюма, все переодеться не успеваю, работы много.
Я с облегчением вздохнул. Ну, конечно же, сейчас по квартирам ходят разные люди, предлагающие все подряд. Недавно приходила совсем юная особа, предлагала купить мышеловку с уже заряженным кусочком сыра и смотрела так жалобно, даже трогательно, что я совсем уж было собрался купить, но вовремя вспомнил, что денег нет, а то вышла бы неловкость. И еще рассылают письма, из которых следует, что про тебя известно все, и даже про сломанный пылесос, замену которому обещают доставить на дом бесплатно. Я сам получал такие. Этот, судя по вступлению, собрался рекламировать герболайф, или что-нибудь в таком роде, потому и намекал про болезнь. Я уже хотел выставить его за дверь, но вспомнил про старую даму. Старая дама в схему не вписывалась. Что-то здесь было не так.
– И чем торгуете?
– Всем! Всем, чего душа пожелает! Продаю и покупаю. По сходной цене. У меня такие, знаете ли, люди отоваривались!
Читать дальше