«Да, это пока единственный корень, который я могу впустить в себя», – выдохнула Фадэра.
Произнеся эту фразу, как бы кинув мнимому собеседнику, она начала пробираться к выходу.
– Простите, что вы сказали?
Услышав эти слова, Фадэра подумать не могла, что они обращены к ней.
– Девушка в смешных шортах, вы единственный человек, который сейчас стоит ко мне спиной. Вам не нравится моё выступление? Что вы сейчас произнесли, перед тем как начали уходить?
Фадэра обернулась навстречу взгляду одного человека, на неё же обернулись все в этой аудитории. Большинство жалели, что обращение прозвучало не в их адрес, и не понимали её молчания. Звёздный час, которым грех было бы не воспользоваться. Для Фадэры же вся эта ситуация была непонятным стечением обстоятельств. Игра «дяди случая». Как для милого глухого, она повторила:
– Я сказала, что «корень творчества» – это единственный корень, который я могу впустить в себя. Вот и всё. Простите меня, но мне нужно идти.
Она уже практически развернулась телом и мыслями к своей первоначальной цели.
– Вы имеете что-то против мужчин?
Случай начинал уже заигрывать с Фадэрой. Её ход был следующим. Аудитория напряженно молчала. Она взглянула на художника и с уверенностью врача, озвучивающего диагноз, сказала:
– А вы что– то против женщин?
Из динамиков прозвучал звонкий удивленный смех.
–Хм… Вы отвечаете на вопрос вопросом, недурно. Вы стесняетесь? Или, может,вы плохо понимаете английский?
– Вполне сносно себя чувствую, и для разговора с вами мне хватит знаний.
– Расскажите мне о себе.
– К сожалению, здесь находитесь не только вы. Не думаю, что мой монолог хотят слушать присутствующие. Все ждут ваших слов, а не моих.
– А я жду ваших.
Наступил момент, когда один взмах крыла бабочки мог бы вызвать цунами на другом конце планеты.
Фадэра начала:
–Меня зовут Фадэра Амах. Родом я из маленькой кубинской провинции Пинар-дель-Рио. Моя мать Калиста Амах работает на сигаретном заводе «Вегерос» в этом же городе. Когда она познакомилась с моим отцом Давидом Амах, офицером ВВС Израиля, на авиационной базе «Хацерим», он забрал её в Тель-Авив. Вскоре, когда я уже была в сознательном возрасте, из-за того что моя мама не могла найти место работы, она улетела обратно в Пинар-дель-Рио, забрав меня с собой. Но, несмотря на это, отец часто появлялся в нашем доме, и у меня никогда не складывалось впечатление, что меня воспитывает один родитель. Девять лет назад его тактический истребитель Ф-16 разбился вблизи границ Палестины.
Всё, что мне досталось от него – это фамилия, пара наград и военная форма, я обрезала его военные штаны и сделала из них себе шорты, которые вы только что назвали смешными.
Опять она вернулась с того, с чего начинала, – к тишине.
– Простите, но мне пора идти.
Фадэра дрожала от душевного напряжения. Она кинулась вон из аудитории и даже не заметила, как наступает людям на ноги. Ремень у сумки оборвался, и картина с треском упала на пол. Она уже хотела бросить её, как вдруг Шафир Лефас, наблюдавший за её поведением, сказал:
– Фадэра, покажите мне вашу работу.
В этот момент она поймала эмоциональный подъём, который был свойственен только безнадёжно больным людям, когда они смеются смерти в лицо. Фадэра тут же парировала, улыбаясь:
– Ваша настойчивость достойна такой же благодарности. Что ж, я её и так уже не донесу.
Всё расступились и дали ей пройти к самой сцене, где стоял человек-оркестр. Кто-то даже помог ей донести картину. Ведь это было бы кощунством упустить такой шанс – встретиться взглядом с Шафиром Лефасом. Как врачи смотрят на рентгеновский снимок больного, так и он смотрел на её картину. Фадэра же, засунув руки в карманы, чем-то напоминала своего отца, такая же сильная, готовая к любым боевым задачам. Сейчас она поднялась на какую-то неопределённую высоту. Космоса ещё не было видно, а рельеф Земли уже терялся за облаками. Что же будет дальше? Чувство бодрящей истерики медленно перетекало в восторженное ожидание.
Она не могла понять, что он изучает: технику, работу с цветом, сюжет. Все замерли, некоторые от нетерпения потеряли сознание, но его улыбка её обнадёжила. Держа картину в одной руке, он подошел к Фадэре и обнял её другой.
– Друзья мои, мне понравилась работа Фадэры, это отличный пример «искусства протеста». Никогда я ещё не видел, что бы так рисовали любовь – любовь лесбиянок.
И в это мгновение он развернул картину к жаждущей публике. Было слышно, как все одновременно сделали вдох и выдохнули: «Браво!», «Неподражаемо!» Преподаватели шептались между собой: «Как говорите её зовут?» «Я её не помню, но таким талантом нельзя пренебрегать». Под эти крики Шафир Лефаса заявил:
Читать дальше