Валентина Кулешова - Заметки бабушки Вали

Иногда мама не выдерживала и делилась с нами событиями из жизни госпиталя:

– Привозят таких тяжелых, детки мои. Сегодня такого молоденького привезли, без ног и одной руки, а он стесняется утку попросить, что писать хочет.

Мы начинали плакать вместе с ней, но она быстро брала себя в руки, начинала улыбаться и спрашивать нас: «Как прошел день?».

Уже много позже я узнала, что в военные годы в одном из госпиталей в Егорьевске работал и знаменитый хирург Николай Амосов, будущий академик.

Мой дедушка воевал под городом Старая Русса. Ему было 29 лет, когда в бою он получил ранение: осколками раздробило ногу. В госпитале врач хотел ампутировать, но дедушка не дал. Молодая девушка-санитарка пожалела его. Был февраль. Ночью она на санях перетащила его в другой госпиталь! Ногу сохранили.

Одна моя бабушка была в оккупации под Житомиром. Город 4 раза переходил из рук в руки, пока его не освободила Красная армия. Они с мамой часто прятали партизанов и диверсантов. Её брат был партизаном, потом ушел на фронт, ныне живет в том же родном доме. Дед по малолетству работал на заводе в эвакуации, стоял на снаряде, чтобы дотянуться до станка. Другая бабушка была медсестрой, на фронте вытащила на себе не одного бойца (рост 158 см, потаскай-ка на себе мужиков!). Другой дед дошел до Берлина, принимал участие в параде в Берлине. Я внучка героев, я горжусь.

Второй класс я не закончила в родном Егорьевске. Уже в октябре 1941 года нас с сестрой, как и других детей работников леспромхоза, эвакуировали в Туму Рязанской области. Там жила наша бабушка. И там я родилась – рядом с деревней Константиново, где появился на свет поэт Сергей Есенин. Мы туда за грибами ходили пешком от нашей Тумы.

Октябрь выдался холодным, а мы ехали в эвакуацию в кузове грузовой машины – одни, без родителей. От тряски у меня слетели валенки и ноги очень замёрзли. В село я приехала простуженная и бабушка сразу положила меня на печку. Но оказалось, что приехали не только мы с сестрой, но и ещё семеро бабушкиных внуков. У матери было 5 братьев и 4 сестры и все они своих детей отправили в Туму. Получилась семья из тринадцати человек, за столом все не усаживались одновременно.

У бабушки была корова. И эта корова должна была телиться: то есть не было у нее молока в тот момент, когда мы все нагрянули. Мы, дети, ходили постоянно в коровник и просили: «Чернушка, ну скорей ты телись!». Мы толком не понимали, что это значит, но знали, что когда Чернушка отелится, то у нас будет хоть по ложке молока, чтобы забелить какой-то непонятный суп, который бабушке удавалось сварить.

Правнучки Арина и Александра

Был голод! Самый настоящий голод. Мне 86 лет исполнилось 31 марта 2018 года, но я этого никогда не смогу забыть. Это были первые в моей жизни по-настоящему тяжелые дни.

Сидели все за большим столом, ложки были деревянные, дедушкой сделанные. Обыкновенные, круглые русские ложки. Бабушка всех ругала, кто капнет или прольет. Еды было очень мало: встал из-за стола, а есть хочется ещё больше.

С наступлением весны 1942 года есть было совершенно нечего. Бабушка ухитрялась нас кормить вместо хлеба драченой – это отруби, очистки картошки или мороженая картошка, за остатками которой мы ходили в поле зимой. Плюс добавлялась ложка муки из запасов бабушки.

Ещё бабушка кормила нас не то супом, не то щами из едва появляющейся ботвы свекольника. А когда корова отелилась, щи забеливались двумя-тремя ложками молока. У моей старшей сестры от голода опухали ноги, а я как-то справлялась.

Но пришло и счастье в нашу огромную семью. Мама в Егорьевске каждый кусочек хлеба сушила и однажды на попутной машине переправила нам целый мешок сухарей. Мы плясали и кричали от радости, когда бабушка к чаю дала по одному чёрному сухарю и половинке белого. Но сама бабушка никогда не садилась с нами за стол.

Двоюродный брат Ванюшка, мой ровесник, стал уговаривать меня ночью залезть в чулан, где хранились сухари, которые передала мама из Егорьевска. Ключ от чулана бабушка носила на шее, на веревочке. Всё же Ванюшка придумал, как ночью взломать замок. Мы с ним пробрались в чулан, Ванюшка сразу стал есть сухари и сильно хрустел. Я вся дрожала от страха, а он наелся сухарей чёрного хлеба и уже выбирал со дна мешка белые, когда нас «накрыл» дед. Все проснулись, нас стыдили, я сильно плакала на печке, а Ванюшку закрыли в дедовой комнате. Я слышала, как бабушка горько плакала, а дед утешал её, что всё не так плохо, раз уже «чёрные пропускали, а выбирали белые сухарики».