И с этими словами подошла бабёшка к Сталенке, да рукою ей легонько по лбу и отвесила. Сталенка навзничь в сугроб без памяти повалилась, а бабёшка пропала с глаз, как не было её.
Михайла едва очухался, как бросился к девке: по щекам её колотить, снегом тереть, а она как мёртвая. Он её в леспромхоз приволок, на лечпункт. Там крутили-вертели её – ни в какую! Пришлось им Сталенку в больницу в область отправлять. В больнице доктора её в чувство привели, конечно, но в ум она ещё не скоро вошла. Такое городила – просто страсть! Михайлу в милицию забрали: что случилось, дескать, давай, сказывай! Никто ему не поверил сначала. Думали, что сам он Сталенку побил. Или даже ссильничал. Но доктора сказали – не было ничего такого, и Михайлу отпустили. Он тут же расчёт взял и поминай его как звали.
Мужики сказывали, что к ним после того лесная та бабёшка хаживала, всё будто Михайлу искала. Да только никакая она не баба была, а самая настоящая лешачиха, и было это всякому видно. А Михайле нечисть лесная глаза для того отвела, чтоб было ей с кем лешачий род свой продлить, ну и удовольствие справить, не без этого, конечно. А Сталенку через её комсомольство да некрещёность ума лешачиха напрочь лишила. Та потом завсегда странненькая была. Всё хихикала да подмаргивала. А вы говорите – спьяну. Не-ет, сынки, не спьяну. Сила нечистая вокруг бродит и всех некрещеных без разбору хватает.
– Ну, дед Семён, и горазд же ты заливать! – рассмеялись мы на этот рассказ. – Баба эта лесная, поди, с какой деревни шастала. А у деревенских баб известно ручищи какие! Закатала девке промеж глаз со всей дури, вот та и сдвинулась!
– Нету никаких лешаков, всё это брехня! – прибавил Васька Овдокимов.
– Ну, ну… Брехня… Умники!
Дед Семён обиделся, плюнул и затянул свою самокрутку. А мужики долго ещё смеялись на его рассказ.
А по весне Васька Овдокимов, Сенька Шпалин да Котька Козлов, что смеялись-то больше всех, утопли в болоте. Вот и весь сказ.
Случай второй. Иван и Малика
М-да… Стало быть, весна пришла… Как только засвистал, защелкал в кустах соловей, да задухарилась лесная черемуха, тут же парни наши леспомхозовские засуетились. И кто во что горазд, ты подумай! Ну, перво-наперво бороды обрили. А Васька Чоботов достал из мешка свои хромовые сапоги, начистил их до блеску и в таком вот виде, заправив за голенища брюки и надев поверх рубахи пинжак, а на голову натянув кепку, наладился бегать в соседнее сельцо на танцульки. За ним и прочие умельцы потянулись. До блеска Васькиных сапог, конечно, не дотянесся, однако ж с девками погужоваться всем охота. Дело обыкновенное. Дед Семён тоже раздухарился. Сидит с трубкой вечерами, да байку за байкой травит. Парни слушают, хмыкают, да на танцульки бегут.
– Не верим мы, – говорят, – онако ж твоим байкам, дед!
– Неуки, – говорит дед Семён. – Не веруют… Фомы! Скажите, пожалуйста! Ну и будя вам, стану я на вас размениватьси!
– Дед Семён! Не гнушайся! Уважь! – говорят те, что постарше, и слушают.
И дед Семён старается и одну за другой байку сказывает. Как-то раз по дождливому времени парни остались на лесосеке. Даже Васька сапоги свои хромовые пожалел и никуда не пошёл.
– Эх, – говорит, – Лариска в город укатила, а на иных мне смотреть нонеча охоты нету. Не кажутся они мне!
– Скажи-ка, не кажутся! – встрял тут дед Семён. – Ишь, разборчивый какой!
– А и разборчивый, – Васька грудь колесом выпятил, ровно дутыш, и важно так на деда смотрит.
– А что ж Лариска? Пошто ты, охламон, на ей не женисси?
– Вот ещё! – напыжился Васька. – Стану я молодые свои года на этакое дело переводить! Мне погулять пока охота!
– Погуля-ать… – протянул дед Семён. – Ишь, ходок какой выискался! Да разборчивый какой! А я счас тебе историйку побаю. Вот ровно про такого разборчивого, как ты. А? Как?
– Давай, дед! Давай! – стали все его упрашивать.
Скучно же на лесосеке в дождик-то мокнуть! Ну, уселись мы под навес, однакоч, бывалым делом костерок развели, самокрутки закурили, и дымок сизый так ровнёхонько на волю с-под навесу потянулся. Дед Семён за трубку принялся, крякнул и говорит:
– Ну, что жа… Парни народ глупый, что и говорить…
– Ну, ты, дед скажешь! Это девки народ глупый! – зашумели тут все, кто во что горазд.
– Цыц! – крикнул дед Семён. – Ишь ты! Ужо я вас! Знаю або, что говорю! Не пустобрёх ведь! Не емеля какая! Говорю, глупый, стало, так и есть! И через баб глупеют раз во сто! Как если он сам по себе наособицу, али с товарищами, так ничо, человек верный! А как до бабьего полу дойдёт, так и куды разум девается? Во – вопрос! Научной… – дед Семён поднял палец к небу.
Читать дальше