Татьяна Попович - Заметки на полях происходящего

– И у меня не получается…

– Может, придется вызвать МЧС?

– Ага. «Ребята, мы в корсете застряли!», ну-ну, ролевые игры – дамочка и сантехник

– Не смеши, и так дышать трудно!

– Сними с меня туфли, я нагнуться не могу!

– А ты так и стой, как башня Эйфеля…

– Фотографироваться надо?

– Да уж, эротические фантазии «Пентхауза»…

Да здравствуют феминистки, избавившие нас от этого ада.

Но как приятно чувствовать себя дамой, затянутой в рюмочку!

Центр оценки. Один эксперт, несмотря на все приказы и распоряжения, так и не является. N, руководитель всего действа и по совместительству моя подруга, пытается его вызвонить, найти через начальника и прочие меры насилия над личностью предпринимает. Сергей (другой эксперт) говорит спокойно:

– N, ну не хочет он.

– Понимаю я, – заводится N, – меня больше бесит этот трусливый слив, пропадание с горизонта и прятанье тела бренного в туалете, как в школе. Пусть он мне в глаза скажет, как мужик!!!

И тут у меня картина складывается. Помнятся недоуменные и обиженные возгласы брошенных подруг, практически дословно повторяющих: «Понимаю все, но пусть в глаза скажет, как мужик!».

Вспоминается собственное состояние: «Понимаю, что „все“, но этот трусливый бег под покровом ночи просто нелеп. Неужели нельзя сказать просто в глаза, как мужик?!».

И подумалось: то ли трусливое поколение мужчин под властными мамами выросло, которые внутри как описавшиеся мальчики, боящиеся гнева матери, прячут глаза и тельца, то ли еще какие-то артефакты влияют?

Бесполезно пытаться ждать, чтобы сказал в глаза, как мужик…

Завтра заканчиваем центр оценки. А тот эксперт так и не объявился с объяснениями. А еще «мужик».

Есть час. Он самый страшный, самый призрачный. Когда теряется грань между возможным и невозможным. Когда все, что казалось нелепым и невозможным, окружает тебя. И смотрит молчаливо своими черными глазницами, и тянет руки. В детстве мы кричали: «Мама!», и раздавался шелест босых ног. И приходила мама.

В этот час остаешься наедине со своей внутренней темнотой, проявившейся снаружи и стоящей рядом, как попутчик в метро, как бомж, нагло и беззубо требующий своей пайки. В такой час очень легко сделать шаг, который кажется самым правильным. Потому что устал. Потому что нет сил. Но ты уже взрослый мальчик или взрослая девочка, которые не имеют права будить и пугать ночным звонком своих близких. Поэтому исходишь внутренним безысходным криком: «Я есть. Слышите, призраки, я есть».

Этот час персы называют «час пса». А психологи – консультанты на телефоне доверия – пиком суицида. Но ты же знаешь – надо немного потерпеть. Еще немного. И ты напишешь первое сообщение своей любимой женщине, которая сонно улыбнется, его читая. А это почти как в детстве. И это всегда останавливает. Это страховка, которая держит нас под куполом. Пока держит.

Я столько наворотила в своей жизни нелепых шагов и поступков, импульсивных решений – и от гордыни, и от отчаяния, и от любви, и от ненависти, столько дорог оборвано, мостов сожжено, телефонов и людей вычеркнуто.

Я уезжала в Петербург с гордо поднятой головой, не оборачиваясь: «Не любишь? Ну и не надо. Я проживу без тебя. Не приползу. Не вернусь и не заплачу».

И эти каникулы были рационально продуманы.

Все встречи были продуманы, и не было лишних людей.

Только одна встреча была странной.

Одна. И случилась она как-то неожиданно.

Как будто ты долго не можешь признаться в том, что внутри что-то болит и тоскует и что любишь ты по-прежнему. Только изменить ничего нельзя.

А он тебя обнимает и шепчет: «Помнишь?».

И к горлу подкатывает комок. И хочется плакать и говорить: «Ну что жеж я за дура такая». И ревешь…

А он молчит. Падает снег. Ему сказать нечего.

Он просто рядом.

А ты взахлеб, размазывая слезы, говоришь: «Почему не удержал?».

А он: «Тебя разве удержишь…».

И, оказывается, оказывается, – нет роднее. Нет роднее этих улиц, мостовых, деревьев, мокрой зимы и пасмурного лета. Этого обнимания снегом. А мне казалось, что этот город для меня мертвый и изживший себя. Я уезжала от тебя, думая, что ты меня не любишь.

Как же ты меня подкараулил неожиданно, Кениг.

Я не планировала с тобой говорить…