Татьяна Попович - Заметки на полях происходящего

Приятель залетает в кафе, с ходу: «Прости, опоздал. Но я же предупреждал, что буду ехать с маникюра». А я даже как-то и не удивляюсь. Обсудили его маникюр. Мой черный лак. Нашу любимую линию мужского парфюма. Вот так. О времена!…

Моя приятельница, любительница БДСМ, заказывает моему другу, дизайнеру по коже, наручники для различных игрищ. Разговор происходит у меня дома.

Великолепная N (воодушевленно, размахивая руками): «Они должны быть именными!».

Друг А (покорно рисует в блокноте): «Угу…».

Великолепная N (глаза разгораются, челка падает на глаза, она поправляет ее быстрыми и нервными движениями): «Они должны выдерживать вес не менее 150 кг!».

Друг А (искоса поглядывает на меня, типа, ну ты заплатишь за все, продолжает рисовать): «Ага…».

Великолепная N, наверное, находясь уже где-то в своем мире наручников, плеток и стонущих в экстазе мужчин: «И еще мне нужен флоггер, но серьезный, чтобы до крови. Чтобы так… ах..!».

Друг А, подняв глаза к потолку, тоже отстраненно и философски начинает уже подыгрывать: «А может, тебе проще биту в „Спортмастере“ купить?».

Великолепная N вздрагивает от резкого возвращения в мир реальности, и я вижу, что идея легла на благодатную почву: «А биту можно обтянуть кожей?».

Друг А испуганно ищет у меня поддержки.

…Мужчины, осторожней! Не злите женщин. Особенно тех, у кого есть плетки, флоггеры и наручники… Потому что там же может оказаться и бейсбольная бита.

Удачи вам, дорогие мои.

У каждого есть свое дерево. Мне вспомнилась стая танцующих берез в загадочном месте Боровое. На старой фотографии около их изгибистых стволов стоит моя бабушка, с такой же сложной и изгибистой судьбой, на обороте подпись ее старческой рукой: «Мои березки». Да, это были ее березки. Очень далеко отсюда.

Но речь сейчас о другом дереве. Проживая в районе Тенистой аллеи (ах, какое все-таки название!), я почему-то останавливаюсь около него.

Большое, высокое дерево. Кажется, дуб. Он стоит на окраине небольшой поляны. Сильный. Много чего помнит. Позади особняки сильных и успешных людей. А тут он. Такой какой-то… самодостаточный. Прогуливаясь там, я с нежностью подхожу к нему. С нежностью и уважением. Наверняка он помнит тевтонцев, как бряцали стремена и сопели кони, которых подгоняли всадники, торопясь поспеть домой до заката. Может, помнит и что-то из многочисленных сражений, которые шли тут, на окраине Кенигсберга; и влюбленных, которые наверняка назначали свидания на этой поляне после дневной службы (рядом кирха): «Анна, давайте увидимся после службы у нашего дерева. Карл».

В теле дуба дыра – рваная рана, идущая от основания на 2—3 метра вверх. Может быть, это сделал снаряд, может быть, еще что-то. Что бы это ни было, это останется его ночным воспоминанием. Он выдержал, выправился и махнул на много метров вверх. Как люди, которые после жизненных испытаний идут вверх, развиваются и становятся чище.

Он живет. И пусть так будет. Я надеюсь, этот участок никого не заинтересует, чтобы построить там дом. Пусть это место будет местом этого дерева.

Сын уехал праздновать 16-летие в компании друзей с ночевкой. А значит, у меня есть время подумать. Я сижу с бокалом брюта, смотрю на темное небо и думаю. Думаю о том, что 24-летнего веселого и эрудированного парня больше нет. И вспоминаю о том, сколько его было в сети. Очень много. Много в чате, много в реале, когда мы собирались с форумчанами, много на форуме. Паша был всеобщий любимец. Почему так произошло? И вспомнился эпизод. Когда Пашка, тогда еще 21-летний парень, приехал в компанию незнакомых людей праздновать Новый год. Вернее, в компанию 37-летней женщины, моей подруги, с которой он был не знаком в реале. Значит, не было близких, настолько близких. Близких, которым можно позвонить, к которым можно уехать, когда «край», когда дальше только заряженное ружье. Интернет создал иллюзию – великую иллюзию общения, близости, дружбы. Как написал Marek Zunters: «В сети я выучил чужих детей по именам». Страшная иллюзия. Мы сидим каждый в своем мире, а нам кажется, что мы вместе. Помню, меня ужаснула реклама «Билайна», где люди типа на вечеринке, а на самом деле – в пижамах около компьютеров и планшетов. Мы вроде друзья, вместе пьем онлайн, живем практически вместе. Но. Но. Но. Я не призываю ни к чему. Просто Пашка, который каждую ночь был в чате, каждый день на форуме, не нашел в реальности человека, которому можно было бы написать (или захотелось бы написать, или рискнул бы позвонить без риска отказа) следующие слова: «Мне нужна помощь. Мне хреново. Приезжай, или я приеду?». Я несильна в суицидологии, но знаю, что сознание там сужается в поле выбора вариантов действия. Я вытаскиваю из сети людей, которые мне дороги. В реальность, где есть вкус, цвет и запах. К чему я? Ни к чему. Сумбурный поток мыслей. Потому что Пашке больше не помочь. И я не могу поехать к его матери, которая меня не знает, потому что, как бы плотно мы ни общались в сети, я просто ник, абстрактный ник «Мартишия_Адамс». И впервые я его увидела в реале только через год онлайн-общения. В прошлую пятницу, когда мы пересеклись на игре «Мафия», он подошел и сказал: «Мартишия, поедешь в Киев?», а сегодня в контакте была его запись: «Жаль, что Киев сорвался. Меня нет, всем спасибо, что я вас знал». И куча комментариев: «Пашка… зря ты…». А сколько из отписавшихся придут на панихиду? Не знаю. Я и в себе не уверена, что приду, ибо у меня реальные дела и заботы. Вроде отписалась, как и все. В наше время этого достаточно. Написать в сети. Поставить творожок в качестве протеста против проблем с Литвой на аватарку, послать онлайн-подарок. Интернет – «наше все», и глупо и нелепо говорить что-то против. Но я не могу с близкой подругой пересечься с сентября, чтобы поздравить друг друга с днем рождения. «Только хардкор», только фейсбук. И вроде все в порядке. Мы же отписались друг у друга на стене. «Дорогая, с днем рождения». Простите. Наверное, это все-таки брют.